Пусть простить меня невозможно - Ульяна Соболева

— Никогда не смей ко мне прикасаться. Слышишь? Не смей со мной вот так. Не смей.

По щекам слезы катятся, и я чувствую, как мои наливаются такими же слезами. Сука… раздавила меня, проехалась по мне поездом. Я же весь разломанный, я… труп.

Умыла лицо и выскочила из туалета, оставив меня стоять со спущенными штанами возле раковины. Член упал, и по шее катились струйки крови. Смыл их, промокнул туалетной бумагой, оделся, заправил рубашку. Во рту остался привкус ее кожи и жуткой горечи.

Выдохнул, пригладил волосы и вышел из туалета.

Не знаю, какого хрена происходит и почему она здесь, но я узнаю. Я не люблю чего-то не понимать. Ненавижу чувствовать себя идиотом.

Какую игру ты затеяла, Оксана? Какого черта творишь?

Я не мог поверить, что она легла к Зарецкому ради денег. Это было бы слишком. Я бы пустил себе пулю в голову, если бы оказался прав.

Вернулся в зал, полный гостей, нашел взглядом Снежану и выдернул ее из компании, оттащил на веранду.

— Слушай меня, жена. Завтра я хочу быть приглашенным в офис твоего брата и обговаривать с ним условия нашего сотрудничества. Если этого не произойдет…

— Что ты сделаешь, мальчик? Побьешь меня? Придушишь?

Ее пальцы ухватили меня за член. Я сбросил ее руку.

— Нет. Я с тобой разведусь.

— Какие мы грозные. — и вдруг схватила меня за подбородок, повернула лицо, всматриваясь в шею.

— Это кто тебя так?

— Какая разница? Подрался.

— С бабой с длинными ногтями?

— Кошка поцарапала.

Снежана перестала улыбаться и сжала губы в одну линию.

— Мы договаривались, что ты трахаешь только меня. Что не будет левых шалав. А вместо этого ты подцепил какую-то девку у меня под носом? Еще раз так сделаешь, и мы, правда, разведемся, и забудь про свои сраные бумажки.

Выстрелом в упор на вылет хлопнет дверь,

Я убит, но я жив от чего-то.

От твоей любви свободен я теперь,

Но что делать мне с этой свободой?

Сяду на краю и Луне спою.

Как змея в сердце прокралась?

Пепел и зола догорят дотла.

Ну а то, что со мной навсегда

Осталась…

Кровь, боль, слезы…

Кровь, боль, слезы и любовь -

Это все то, что было и будет.

Кровь, боль, слезы и любовь

В нас живут, потому что мы люди.

Кровь, боль, слезы, любовь…

Телефонный шнур я, как зудящий нерв

Из розетки легко вырву с корнем.

Из колоды карт достану даму треф,

Обменю, запрещу и не вспомню.

Оборву струну или тишину,

Пусть печаль будет не долгой.

Что захочешь, сам я тебе отдам.

Ну а то, что со мной навсегда

Осколки…

Кровь, боль, слезы…

Кровь, боль, слезы и любовь -

Это все то, что было и будет.

Кровь, боль, слезы и любовь

В нас живут, потому что мы люди.

Кровь, боль, слезы, любовь…

Григорий Лепс

— Ты считаешь, что мне интересен твой бизнес, мальчик? — Зарецкий налил себе еще пива и жирными руками отправил в рот кусок селедки. — Зачем он мне? Если я теперь владею твоей компанией по перевозкам. Опоздал. Раньше надо было. Лох ты, Царев. Вот отец твой был мужиком с железными яйцами, а ты лох.

И заржал. Громко от души. Захлебываясь и давясь едой, закашлялся.

— Твоя женушка все мне слила. Скажи, ты ее не пристрелил? Я б прикопал где-нибудь под кустиком. Ты себе нарочно идиоток подбираешь, или у тебя карма такая?

Я сжимал ладонью кружку с пивом и смотрел на него исподлобья. Постепенно я понимал, что он действительно совершенно не знает, что его Оксана дизайнер и моя Оксана — один и тот же человек. Одного только не пойму, зачем это было нужно ей. Она прекрасный специалист, она профи в своем деле. У нее куча клиентов, у нее имя и связи в своей сфере. Она никогда бы не осталась без работы. Тогда почему Зарецкий? Почему этот ублюдок? Узнала, что я с его сестрой, и пытается насолить мне? Но в таком случае зачем скрывать, что она моя бывшая жена?

— Что ж ты сестру так обижаешь, Анатолий? Нет, не пристрелил. Выгнал на хер. Тебе интересно обсуждать мою жену или наше общее дело?

— У нас с тобой, Царев, нет общих дел. Все твои дела теперь стали моими. Так что ты можешь трахать мою сестру и радоваться жизни. Но как только ты ей надоешь, я от тебя избавлюсь. Быстро и очень больно.

Терпи, Бешеный. Закуси язык и терпи. Сейчас не время вырвать ему кадык. Совсем не время. Ты сделаешь это позже.

— Ты забыл о еще одной линии. Дальневосточной. Она ведь тоже моя.

Он застыл с селедкой в одной руке и пивом в другой. Явно пораженный.

— Врешь, — зашипел так, что кусочки пищи вылетели изо рта. — Не твоя. Я знаю, чья она, и тебе меня не провести.

— Неужели? Думаешь, только ты умеешь удивлять? Генерал? Ну как? Что скажешь?

Его толстое лицо стало овальным, и второй подбородок подпрыгнул от неожиданности.

— Как? Как, бл*дь, ты это сделал? Я предлагал миллиарды.

— Ну. То ты, а это я. Надо уметь заинтересовать. Я, знаешь ли, талантливый, — подцепил кусок селедки с его тарелки, но не отправил в рот, а кинул его коту, который вертелся под ногами и жалобно мяукал, — не важно как. Важно, что теперь это мое. И мы-таки могли бы работать вместе. Хотя… я смотрю на тебя и думаю — а на хрен мне нужен ты? Твою сестру я трахаю, денег у меня до хера, линия моя. Можно с Воронами, например, состыковаться.

При упоминании Воронов лицо Зарецкого покрылось пятнами. Я встал из-за стола, но Зарецкий стукнул кулаком, и кружки подпрыгнули на месте…

— Подожди. Куда собрался? Че ты такой нервный, Бешеный? Давай, не мельтеши. Садись обратно. Ну погорячился я. Повыпендривался. Ты, знаешь, тоже вывести умеешь. А мы теперь родственники. Давай обдумаем совместный бизнес, так уж и быть.

Попался, сука, конечно, попался. Ты не мог не клюнуть. Я этот план месяцами продумывал.

— Я хочу, чтобы обе линии слились в одну и стали одной компанией, которая принадлежала бы нам с тобой вместе. Твои связи, твой товар — мои линии. Все наше. Весь мир, как на ладони. Че хотим, то и возим.

— Хитрый сукин сын. Я думал, ты захочешь проценты?

— Зачем? Я ведь тебе тоже не предлагаю проценты. Я предлагаю нашу общую долю. Ты вносишь меня в совладельцы, а я тебя. Все в шоколаде.