Фатум - Таня Стар

Нелюбовь матери оказалась ничтожной в сравнении с презрением зеков. Не сахарное бытие на свободе грезилось слаще мёда. Тюфяк в убогой домашней кладовой в сравнении с нарами у сырой облезлой стены казался царским ложем в шикарных апартаментах.

Пока судебный приговор не вступил в законную силу, Духа перевели в СИЗО, который в отличие от КПЗ, где он подвергался физическому и психическому насилию меняющимися сокамерниками, показался раем. Но обманчивое мнение сменилось после пребывания в медпункте, куда направляют до определения в СИЗО.

– Сымай отрепье! – рявкнул пузатый с одутловатым лицом фельдшер заскорузлой медсанчасти следственного изолятора и тщательно досмотрел нагое тело.

Он внёс в карточку значимые родимые пятна и полученные шрамы: метку от пареза на ягодице оставил осколок разбитой бутылки, глубоко воткнувшийся при падении; следующий безобразный шрам был от ожога на бедре; третий шрам на пол предплечья от рваной раны, после укуса бешеной собаки, как напоминание о сорока уколах в живот.

В детстве маленький Димка жёг пластмассовые линейки, ворованные у одноклассников, бомбардировал горящими каплями мишени противника, булыжники и камни, потому что вечно пьяная мать забыла дорогу в магазин игрушек. Увлёкшись игрой, он нечаянно капнул горящий расплавленный пластмасс ниже линии шортов. Содранное вместе с кожей обожжённое место долго гноилось и не заживало.

Пройдя у врача процедуру осмотра физиологических отверстий, его отправили в душ, выдав кусок хозяйственного и дегтярного мыла от вшей. Ему в голову не приходило, чтобы обследовать свое анальное отверстие, поэтому вторжение пальца мед брата в зад воспринял как насилие над телом. Смылив от жгучего стыда пол куска вонючего грязно-коричневого мыла, он яростно оттирал скабрёзные прикосновения, смывая водой скотское к нему отношение прилипшее с обвинительным приговором суда.

Ухватов был отнесён к категории убийц осуждённых на максимальный срок, кому предстояло отбыть полный период назначенный судьёй. Его фотографии в фас и профиль, отпечатки пальцев заняли место в картотеке убийц и насильников.

Одиночная камера СИЗО оказалась огромным испытанием для неуравновешенной психики без пары декад совершеннолетнего Димы.

После очередного допроса его вели по длинному коридору, конвоир поседевший старик нервозно толкал Духа в спину и шептал под нос проклятья.

– Ну, что сука, скоро получишь пулю. Жаль, что не я её пущу в твою недоразвитую голову! – озлобленный охранник дерзко затолкал его в камеру.

С этого дня Ухватов решил, что ему сулит расстрел. Жёсткий скрип железной двери, словно предупреждение о скором исполнении приговора, пугал его до смерти при каждом открытии. Ожидание вердикта было настоящим испытанием. Каждый шорох резал заячье сердце на части. Его волновала собственная жизнь, за которую он цеплялся как чертополох. Знал бы он, что полгода ожидания ничто в сравнении с годами отсидки.

Безделье в камере породило скуку, безмерная тоска по свободе выжгла тягу к пагубному пристрастию, приведшему его на скамью подсудимых. В голове застряла ненависть к людям опустошающая неразвитую душу. Раздумывая в моменты отчаяния над собственной жизнью, он искал в ней лучшее. О вожделенных минутах оргазма он вспоминал все реже из-за отсутствия вблизи женщин. Яркие образы попавших в его паучьи сети жертв размылись во времени, оставив лишь серые воспоминания о школьном саде богатым вкуснейшими фруктами, которых в СИЗО недоставало. Смутный призрак грузинки с длинной косой и зарождавшееся чувство любви рассеялись, не успев смягчить чёрствость дикой души. Сексуальные желания покинули убийцу, кайфовые сны ушли в небытие, не обременённый знаниями мозг мерно усыхал, он продолжал сыпать проклятья на голову невинной жертвы и людей, раскрывших его преступление. В долгие часы ожидания приговора он тревожился о будущем, обижался на равнодушную мать, впадал в апатию от бессилия изменить жизнь.

Вскоре его уже не пугал грюк тяжёлой камерной двери. Уставившись в стену, он часами пребывал в небытие и уже не спешил выйти на свободу. Одиночество и пустота прописались в сломленной душе. Мать вычеркнула его из своей непутёвой жизни, ни разу не посетила суд, не принесла в тюрьму передачу. Дух понял, что в этом мире никому не нужен. Назревал кризис от невозможности преодолеть тяжесть заключения. Учитывая предыдущий жизненный путь, Дима злорадно воспринимал дефицит свободы. Новый опыт жизни в замкнутом пространстве под наблюдением охранников он не обрёл. Отсутствие плана как должно жить, привело его к мысли о собственном ничтожестве, вызвав стойкую беспомощность. Целостное восприятие проблемы заменилось контекстным элементом, пробудив избирательную абстрактность. Нет человека – нет проблем. Безнадёжность и пессимистическая оценка мешали ему строить мечты, планировать дальнейшие действия. Ему казалось, что нет времени на задуманное действие, как будто за ним гнался чёрт, отнимая всякую надежду и возможность. Мощный страх перед будущим смёл желание существовать. От безысходности Дух выбрал единственный верный путь. Испытываемую душевную боль облегчить было некому, а терпеть её он не мог. Он точно рассчитал, когда и как сделает последний шаг.

Смастерив петлю из ленты ткани от штанов, он выбрал пятачок возле параши, где его не будет видно в окно наблюдения, закрепил на решётке лампочки над дверью, проверил на прочность и, отмерив длину, надел на шею. Без страха и сожаления он ступил, приведя суицид в исполнение. Верёвка крепко затянулась, глаза выкатились из орбит, от нехватки воздуха затошнило, руки инстинктивно потянулись к шее, чтобы ослабить петлю. Но силы оставили его, он бездыханно повис касаясь носками цементного пола. С сердцебиением исчез мутный образ охранника.

В камеру ввели новенького, которого висельник ударил по уху судорожной рукой. Опытный надзиратель мгновенно срезал петлю, освободив горло пару раз резко ударил в грудную клетку и произвёл искусственное дыхание изо рта в рот. Самоубийца захрипел, раздышался, открыл глаза и снова увидел жизнь. Судьба не отпускала убийцу, она готовила ему новые испытания. Каждый должен пройти назначенный путь. Отлежавшись в медсанчасти под присмотром врача, Дух вернулся в камеру.

В тюрьме практически невозможно предупредить суицид, потому что нужно своевременно распознать развитие кризиса, который ограничен во времени и создать условия для адекватного эмоционального реагирования. В качестве профилактики повторений камеру Духа часто шмонали на предмет орудия возможного причинения вреда жизни. Процедура обследования тела одинаково повторялась. Он раздевался, приседал на корточки и раздвигал ягодицы, чтобы обнаружить в анусе спрятанное опасное оружие. Но обыски не мешали совершать попытки уйти из жизни не сулившей счастья. Он резал вены, разбивал о стену голову, снова душился в петле, которая оборвалась. Другого выхода он не видел. Он чувствовал нескончаемое одиночество.

Бог давно отказался от него, проклял и послал страдания. Мысль просить у Бога прощения за содеянное преступление не приходила в голову, он упорно не верил в существование Всевышнего. В его понимании Бог должен давать, не требуя взамен веры и долгов. За то, что он не верил в Бога, ни в черта, ни в дьявола Бог лишил его смерти, лишил радости избавления от страданий. Изолировав себя от Бога, он отверг Его и веру.