Парикмахер - Христиан Шюнеманн

- Нет проблем, пожалуйста, присядьте на минутку.

Я заглянул в тетрадь и внес кое-какие изменения. Моего клиента, записанного на половину десятого, сына главы какого-то там правления, - у мальчика очень тонкие волосы, - возьмет на себя Деннис. Вероятно, также и футболиста, который собирался прийти после этого. Не проблема. Я незаметно разглядывал Барбару. Невероятно напряженная, она листала журнал. Темно-русые волосы без всякого блеска, тщательно нанесенная косметика.

- По-моему, ее внешность нуждается в капитальных переменах, - шепнул мне Бенни. Я покачал головой.

- Прошу, - сказал я Барбаре и первым пошел к раковине. Она повесила сумочку на подлокотник кресла и откинулась назад. Я помыл ей голову. Сейчас был неподходящий момент для обсуждения с ней особенностей ее внешности. Барбара - в этом я не сомневался - хотела о чем-то поговорить. Когда я ополаскивал ей волосы, она закрыла глаза. Закутав ее голову полотенцем, я отвел секретаршу на кресло для стрижки.

- Хотите чаю? Бенни, будь так любезен!

Теперь я неспешно массировал ей кожу головы и виски.

- Так хорошо?

Барбара кивнула и, немного помолчав, сказала:

- Для моей Антье такой удар… - Она шумно вздохнула, всхлипнула и проговорила куда-то в пелерину: - Кай ее первая большая любовь.

- Да, все очень грустно. - Я расчесывал Барбару. На похоронах Александры я видел эту девочку со спутанными волосами. Мать и дочь показались мне неразлучными подружками.

- Антье так казнит себя.

- Казнит? - Я зажал прядь между указательным и средним пальцами. Полтора сантиметра, не больше. Я решил подойти к работе осторожно.

- Она поссорилась с Каем, ведь оба страшно взвинчены после ужасного события. Не виделись почти неделю, и тут Кай неожиданно позвонил. Хотел поговорить с ней. Антье потом мне рассказала, что Кай твердил только о своей матери и хотел что-то срочно сообщить. Дочь ничего не желала больше слышать об этой истории. Ее волновала лишь одна тема - его отъезд в Берлин. Она обижалась на него, хотя у мальчика не оставалось выбора. Но ее это не интересовало. Это был их последний разговор, и она отругала Кая, очень сильно. - Барбара вздохнула и посмотрела на меня. - Вот так. Теперь мы не знаем, чем он хотел с ней поделиться. Вероятно, тем же, чем и с вами.

- Я тоже упрекаю себя. Иногда даже просыпаюсь среди ночи. Кажется, даже сны об этом снятся. - Я встал за спиной Барбары и проверил длину справа и слева. - Клаудия уже вернулась в редакцию?

- Клаудия? Пока еще отдыхает. Что ж, значит, может себе это позволить. Легла в клинику с нервным срывом, так как «потеряла двух близких ей людей». Ну и что? Я тоже потеряла. Только мы все-таки держим себя в руках, не раскисаем. Но Ева ничего не хочет слушать. Дала ей отпуск.

- Вы не должны так строго судить Клаудию. Для нее Кай всегда был родным. Она знала его с детства и любила почти как сына.

- Клаудия пока не может знать, что такое свой ребенок. Для этого его нужно когда-нибудь родить. Но что там у нее с личными делами - никто не знает. Она никого в них не пускает. Все закрыто, шито-крыто. Клаудия всегда святая, а вот Александра наоборот - кругом грешница, а? Ладно, я согласна, Александра никогда не была образцовой матерью. Кай из-за этого много страдал. Если бы мальчик держался за меня, то, возможно, сейчас мы бы его не оплакивали.

Счеты и ревность, даже после смерти - сколько шрамов на сердце этой женщины? Вероятно, Барбаре часто бывало несладко на работе. В редакции она не имела голоса, ей приходилось прыгать перед всеми на задних лапках.

Позже я пересказал наш разговор Беате. Едва Барбара заплатила свои 75 евро, как Беа уже ждала меня во дворе, раздавив в пепельнице первую сигарету с фильтром. Барбара и Александра - две матери-одиночки с абсолютно противоположным подходом к жизни. Барбара, невзрачная секретарша, и Александра, капризная красавица и талантливая журналистка.

- Ты помнишь взрыв возмущения Барбары, когда на вернисаже злословили две коллеги Александры? - напомнил я. - Вероятно, Барбаре всегда хотелось быть ее подругой. Но с дружбой в этих гламурных кругах дело обстоит совсем не просто.

- Не только с дружбой, - возразила Беа. - Ты погляди на их взаимоотношения. Впрочем, что там говорить? У тебя, что ли, лучше? Где твой любимый Алеша?

Я в растерянности стоял в книжной лавке перед множеством полок с названиями разделов. Психология, история…

- Простите, - сказал я, - где мне найти что-нибудь про эльфов?

- Отдельно про них у нас нет ничего. Посмотрите среди фей. В отделе детских книг. Или в эзотерической литературе.

Детские книги? Я поднялся на эскалаторе в отдел эзотерики. Тайные знания. Пророчества. Толкование снов. Вот. Другие миры. Я листал книгу. Царство фей. Маленькие человечки… хитрые существа… одежды голубые и зеленые… красные и золотые ленты… Вот так. Уже кое-что. Джулия сможет на что-то опереться, когда будет ставить хореографию. Я читал: «Эльфы носят чепцы и колпаки из цветочных чашечек и лепестков. У них легкие крылья, остроконечные уши, разноцветные глаза. Их пение сопровождается звоном ландышей. Лютики служат им чашами для питья…» - А эльфы мужского пола? - «У итальянцев Массериоль - высокомерный, но всегда готовый помочь. Защищает крестьян». - Маттео подходит под это описание. Ох, эти эльфы! Алеша считает, что исландские эльфы не годятся для шоу причесок. Я купил две толстых книги с иллюстрациями.

По Мариенплац шли туристы, толпа за толпой, словно их притягивало туда магнитом. Я подумал, что неплохо бы и перекусить. Со Стефаном в «Дукатце»? Нет, не получится, он пунктуальный, обедает ровно в час, а сейчас уже начало второго. Лучше зайду в «Даллмайр», заодно куплю там что-нибудь для Регулы. Она сейчас подсела на рокфор, но будет рада и жарнье. Не годится только папильон. Продавщица сырного отдела уже знала, что мне нужно. Еще я купил бутылку «Сотерна», сладкого и густого. Регула обрадуется. Себе я заказал гаспаччо и черпал его ложкой из середины, где образовалось нечто вроде гнезда из козьего сыра и цукини. Рядом сидела дама в поношенном костюме и парике - поедала канапе с черной икрой так, словно там был недорогой печеночный паштет.

Я прогулялся пешком по Резиденцштрассе до площади Одеонсплац, свернул на тихую Фюрстенштрассе, миновал антикварную лавку с темными окнами. Я направлялся в Швабинг, где буду сидеть вечером с детьми. Я не торопился. Легкий ветерок разгонял жару. Книги были увесистые, пластиковая ручка сумки неприятно резала пальцы. Вероятно, Клаудия отсиживается дома. Конечно, я не обязан заботиться об осиротевшей подружке Александры, но Георгенштрассе совсем рядом, я не сделаю крюк, если загляну туда. Впрочем, нужно предупредить. Я зашел в телефонную будку и, придерживая дверь ногой, набрал номер Клаудии - внутри стояла немыслимая духота. Длинные гудки. Церковные часы на площади Йозефплац показывали половину пятого, та сторона улицы, где стоял дом Клаудии, уже погрузилась в тень. Вот тут я сидел в машине со Стефаном, поджидая отца и сына Каспари. Всего дней десять назад. Я обогнул это место, перешел через улицу и позвонил в домофон. Бесполезно. Я уже хотел пойти дальше, снова перешел на солнечную сторону и напоследок взглянул на четвертый этаж. Окна в квартире были открыты. Последняя попытка. Я снова нажал кнопку. И вдруг: