Девочки-мотыльки - Энн Кессиди

Тогда она стояла, как и сейчас, спиной к сараю и смотрела на сад за домом. Петра, несмотря на все бахвальство, осталась у дома и как будто ковырялась в покрывающем стены плюще. На какое-то время Мэнди почувствовала себя хорошо. Тина была рядом, и они рискнули зайти дальше Петры.

А потом их увидел сосед и накричал.

Мэнди посмотрела налево, на забор – высокий и прочный. В тот день, более пяти лет назад, забор, у которого стоял сосед, был сломан, часть его лежала на земле. Вот почему они впали в шок, когда увидели его. Он словно материализовался из ниоткуда. Они убежали от него как сумасшедшие. Вот и все, что она помнила.

Пиликнул ее телефон. Она достала его и увидела на экране имя Джона Уоллиса.

«Не хочешь прийти ко мне вечером и послушать пластинки?»

Это было третье сообщение с пятницы, после их разговора по пути в школу. Она нравилась ему. Он был хорошим, с ним легко общаться, но он – не Томми Элиот, и она не могла притворяться, что это не имеет значения. Несмотря на понимание, что между ней и Томми ничего не будет, она не могла просто отключить свои чувства. Они все еще находились глубоко внутри, хотя она больше не расстраивалась из-за него. Под сообщением от Джона было еще одно – от Люси, оно пришло вчера поздно вечером:

«Мама в субботу проводит занятие на тему «Работа с серебром». Говорит, мы можем присутствовать бесплатно, если приготовим чай и уберемся после. Что думаешь?»

Она уже ответила на него – сказала, что придет. Люси по-прежнему проявляла дружелюбие, и Мэнди радовалась, что во время ланча она не сидела одна. Ее мама тоже к ней хорошо отнеслась, и девочке нравилось учиться изготовлению украшений.

Она задумалась над ответом Джону. Она уже отговаривалась от него в предыдущих сообщениях, и неправильно продолжать это делать. Она вспомнила те недели первой половины семестра, когда ее тянуло к Томми. Он хотел, чтобы она думала, будто у него есть к ней чувства? Этого она никогда не узнает. Мэнди сочинила ответ:

«Извини, Джон, я до сих пор страдаю по одному человеку, поэтому компания из меня никакая».

И быстро нажала «отправить», пока не передумала.

Она посмотрела на сад.

Нужно принять еще одно решение. Мэнди достала из кармана визитку, которую дал ей офицер Фаррадей. Стоило ли поведать полиции, что она видела Петру? Она думала об этом все выходные. Особенно прошлым вечером, потому что мама сказала, что к ним приходила Элисон Пойнтер и сообщила, что Тину снова видели – на этот раз в Греции. Мама заверила, что Элисон уже меньше стремилась поехать сама, но связалась с греческой организацией, представляющей ее интересы в полиции. Элисон казалась уставшей и не в настроении, а одета была в джинсы и старый джемпер. Мэнди почувствовала себя виноватой.

Почему Элисон не должна знать, что Тина не осталась в том старом доме; что ее дочь встретила беду в одиночестве?

Но Мэнди все еще беспокоилась, что, если расскажет полиции, что видела и общалась с Петрой, они могут ей не поверить. А даже если воспримут всерьез, не обвинят ли в том, что она так долго ждала, чтобы рассказать? Прошло три недели с тех пор, как она видела Петру. Почему так долго? Разве эта ситуация не похожа на тот октябрьский вечер, когда пропали девочки? Она знала, что они пошли в дом, но ждала пять часов, прежде чем признаться. Не подтвердит ли это, что она замкнутая, что всегда выдерживает время, чтобы в первую очередь подумать о собственной шкуре? На самом деле, разве не этим она сейчас занималась, стоя в эту минуту в саду?

Но она думала не только о себе.

Если Тина правда мертва, какой смысл разрушать новую жизнь Петры?

Мэнди посмотрела на сад у своего дома и попыталась представить, как выглядела задняя часть старого дома. Здание было намного больше, чем ее, и старее. Единственное, что она смогла вспомнить, так это обвитую плющом стену. Там определенно была дверь. Петра сказала, что они с Тиной вошли на кухню, и тогда-то девочка испугалась. Похоже, они прошли как раз через ту дверь.

Мэнди представила эту сцену: задняя дверь широко открыта, и в проеме стоят две двенадцатилетние правонарушительницы. Одна хотела пойти дальше. Другая испугалась. Последовали возня и шепот. На улице темно, потому что старик жил в передней части дома. Из окон не падает свет, а сад забит кустами и заросшей листвой.

В какой-то момент Тина решила, что не хочет идти дальше.

Мэнди закрыла глаза. Было сложно представить двенадцатилетнюю Тину, но она придерживалась образа худой девочки с густыми волосами. Она была одета в мамину толстовку, слишком большую для нее. Вероятно, отступила от Петры и встала у двери. Сказала ли она, куда направилась? Попрощалась ли? Попыталась ли убедить уйти с ней?

Если Петра говорила правду, то Тина развернулась и вышла через заднюю дверь. Она двигалась быстро, потому что была напугана. Пробежала ли она вдоль дома и свернула на тропинку к калитке? Свет не направлял ее, только лишь темнота. Обогнула ли она дом по пути назад в кромешной тьме? Или в замешательстве повернулась и пробежала в задний сад, прямиком через листву, длинную траву и мимо качелей? Добежала ли до конца сада, куда они с ней проходили за пару дней до этого?

Мэнди представила, как Тина стоит у стены сарая, растерянная и напуганная. Оказавшись в тупике, она поняла, что пошла не в ту сторону? Развернулась ли?

Мэнди охватило плохое предчувствие.

Если Тина повернулась, что могла увидеть? Девушка посмотрела налево и увидела забор, крепкий и единый, каждая дощечка прикреплена к следующей. В тот темный вечер забор был сломан.

Она попыталась представить это. Тина обескуражена и напугана. Увидела ли она там мужчину? Где должен быть забор? Подпрыгнула ли от неожиданности? Злой сосед смотрит на нее, его большой живот нависает над поясом, на лице отражается ярость из-за того, что она вернулась сюда после того, как он накричал на нее. «Извините», – могла она потрясенно выдавить, но, возможно, больше ей ничего сказать не дали, злой сосед схватил ее за руку и затащил в свой сад. Может, прикрыл ей рот рукой, чтобы не кричала. Или поднял – она размахивала руками и ногами, – чтобы донести до дома и закрыть дверь.

Мэнди представила, как захлопывается дверь и в замке проворачивается ключ.

И тогда она открыла глаза, словно очнулась от дурного сна. Ее руки сжались в кулаки. Она разжала их и увидела в ладони смятую визитку офицера Фаррадея. Из дома донесся какой-то шум – хлопнула входная дверь. Мама пришла. Мэнди сейчас же ей все расскажет. Не будет ждать часами, днями или неделями. Она не сохранит эту историю в тайне, даже если это будет означать, что новая жизнь Петры разрушена. Элисон имела право знать, что произошло с Тиной, какой бы ужасной ни была правда.

Распахнулась задняя дверь, и на пороге появилась мама.

– Что ты делаешь? – крикнула она через весь сад. Вид у нее был расстроенный.

Мэнди направилась к ней, глубоко вдохнула, понимая, что придется все рассказать. Но, дойдя до двери, она с удивлением обнаружила, что мама плачет, слезы текли по ее лицу. Она будто уже знала, что собиралась поведать Мэнди.