Коварная бездна - Ши Эрншоу

– Это не важно. Главное, нас ждут новый город и новая жизнь, – задумчиво ответила Хейзел.

Они страстно желали покинуть суматошный Нью- Йорк, оставив позади все воспоминания о своей бессердечной матери, которой оказались не нужны, и начать все заново – в месте столь далеком, что уехать туда было все равно что улететь на Луну. Запад, который называли диким и нецивилизованным, как нельзя лучше соответствовал их устремлениям: при одной мысли о неизведанной земле их сердца стучали горячо и радостно, а дух захватывало от восторга.

– Мы можем стать, кем захотим, – сказала Маргарита. Ее непокорные темные волосы не удержались под заколкой и рассыпались по плечам.

Аврора подставила лицо соленому ветру, прикрыла глаза и рассмеялась. Хейзел высунула язык и попробовала воздух на вкус; она уже представляла себе духи с запахом океана – свежим и бодрящим.

– И как бы ни сложилась жизнь, – добавила Маргарита, – мы всегда будем вместе. Втроем.

Сестры стояли, широко раскинув руки, словно хотели подтолкнуть корабль, неуклонно стремящийся вперед – сквозь ночь, бури, сильные течения и неблагоприятные ветра. В безбрежном мраке Тихого океана они увидели свое будущее, и это будущее было прекрасно.

Они не знали, что готовит им судьба.

Но даже если бы знали, то не отказались от путешествия. Они мечтали ступить на новую землю – черную, плодородную и отныне принадлежащую им. Они с рождения были легки на подъем, бесстрашны и сумасбродны.

Сестры не свернули бы со своего пути. Они должны были добраться до своего нового дома. И этим домом был Спарроу.

Остров пресытился влагой, и вокруг дорожки стоят лужи. Я бегу к главному дому по неровным деревянным доскам дорожки, сразу за дверью скидываю ботинки.

Я чувствую себя разбитой – после похода на кладбище, встречи с Маргаритой и от осознания того, что мне предстоит сделать. Нужно привести нервы в порядок, прежде чем я вернусь в коттедж к Бо.

Босиком прохожу через кухню. В голове трещит, будто тело Пенни уже пытается избавиться от меня, вернуть себе контроль. И еще одно ощущение нарастает внутри меня: будто кто-то тянет за веревочку, идущую из самого центра моей груди. Вот оно, начинается – гложет меня, ноет под ногтями, взбирается по позвоночнику. Это море зовет меня. Манит к себе. Требует. Умоляет.

Но я не вернусь – ни сегодня, ни завтра. Никогда.

На стене оживает телефон. Звонок отдается во всем моем теле, в каждой косточке.

Хватаю трубку, не раздумывая.

– Они едут! – выкрикивает Роуз на другом конце линии.

– Кто? – пытаюсь сообразить я.

– Все! Все едут на остров! – Подруга в панике. Точнее, на грани истерики. – Оливия, Дэвис, Лон. И все, кто получил сообщение.

– Какое сообщение?

– Оливия решила, что в этом году вечеринку в честь солнцестояния нужно провести на острове. И всех пригласила. – От волнения Роуз начинает шепелявить, детская привычка никуда не делась.

– Черт! – Мой взгляд мечется по кухне, не зная, на чем остановиться. Зачем Оливия это делает? Чего она добьется, собрав всех на острове? А вдруг они обнаружат Джиджи?

– Мы не должны позволить им найти Джиджи, – говорит Роуз, вторя моим мыслям.

– Я понимаю.

– Я прямо сейчас приеду на остров. Хит меня отвезет.

– Хорошо.

Я продолжаю сжимать трубку побелевшими пальцами.

* * *

Хлопает задняя дверь, и я едва не роняю телефон. Затем слышится звук шагов – кто-то шаркающей походкой бредет через прихожую, – и в кухню заходит мама. Поверх серой пижамы незастегнутый халат, пояс волочится сзади…

– Сюда едут люди, – говорит она, нервно подергивая большим и указательным пальцами правой руки. – Много людей.

– Да, верно, – соглашаюсь я.

– Я пойду в свою комнату, пережду, пока все не кончится. – На меня она даже не смотрит.

– Прости…

Прости. За все то, о чем не могу рассказать…

Внезапно я вспоминаю свою настоящую мать, Фиону Свон. Она была красива, но порочна. Очаровательная, хитрая и лживая женщина. Она порхала по Нью-Йорку в первые годы девятнадцатого века, сводя с ума мужчин и пользуясь ими – ради денег и положения в обществе. Мы с сестрами родились от трех разных отцов, которых никогда не знали. А когда мне исполнилось девять, мать бросила нас ради мужчины, пообещавшем увезти ее в Париж. Это был город ее мечты: она всегда представляла, что однажды Париж станет ей домом и падет к ее ногам; что в этом городе ее будут обожать. Я не знаю, как дальше сложилась ее жизнь: действительно ли она пересекла Атлантику и добралась до Франции, в каком году умерла, были ли у нее другие дети. Мы с сестрами живем слишком долго и почти совсем забыли о ней. И я зажмуриваю глаза, чтобы прогнать остатки воспоминаний.

Мама Пенни медлит в дверях, ее пальцы дрожат, левая рука теребит воротник халата. Ее голос слабый, надтреснутый, но слова бьют точно в цель, будто долго копились в груди.

– Я знаю, что ты не моя Пенни.

Я смотрю ей прямо в глаза, и мое сердце уходит в пятки.

– Что…

– Я знала все это время.

– Я… – Тело мгновенно высохло, почти окаменело; я не в состоянии вымолвить ни слова.

– Пенни моя дочь, – добавляет она, и ее голос становится холодным и дрожащим от сдерживаемых слез. – Я заметила, когда она превратилась в другое существо… Когда она стала тобой.

Все это время она знала.

Мне не хватает воздуха. Конечно же знала. У нее дар. Она чувствует, когда на острове без предупреждения появляются чужие люди, а уж мое появление… И все же она позволила мне притворяться ее дочерью, жить с ней, понимая, что в конце месяца, после солнцестояния, я исчезну.

– Пенни – это все, что у меня осталось. – Светло-зеленые глаза смотрят ясно, будто она пробудилась от своего долго сна. И она видит меня насквозь. – Пожалуйста, не забирай ее у меня.

Должно быть, она чувствует, что я не собираюсь уходить, возвращаться в море. Что я планирую навсегда присвоить себе тело ее дочери.

– Не могу обещать, – честно отвечаю я, и меня охватывает чувство вины. Даже безумная, она была единственной, кто мог бы заменить мне родную мать. И пусть это безнадежно глупо, но я позволила себе думать, что это мой дом, моя спальня на втором этаже, моя жизнь. И моя мама тоже.

Отчасти я узнаю в ней себя: печаль в глазах; горе и разбитое сердце, перепутавшее нити рассудка. Я могла бы быть ею. Соскользнуть в безумие и позволить ему завладеть мной, превратить меня в тень.

Мы обе потеряли любимых. Нас обеих раздавил этот город. И мы знаем, что океан берет больше, чем отдает.

Если бы я только могла избавить ее от страданий, от боли, мелькающей в ее глазах. Но это не в моей власти.