46 интервью с Пелевиным. 46 интервью с писателем, который никогда не дает интервью - Виктор Олегович Пелевин

часто переводятся на английский язык таким образом, что из них исчезает большая часть айсберга. Что вы об этом думаете?

Пелевин: Это делается специально, чтобы айсберг прошел в сознание к западному читателю. Я сам редактирую английские переводы. Я вполне доволен тем, как на английский перевели «Чапаева» и «Generation П». В «Generation П» были большие проблемы с рекламным блоком потому, что у моего английского переводчика нет никакого таланта к сочинению слоганов, хотя он очень хороший литературный переводчик. И все слоганы на английском мне пришлось сочинить самому, у меня на это ушли две чудовищные недели в Германии, но мне кажется, что это получилось.

Ёсивара-сан, японская переводчица» Жизни насекомых»: Недавно я перевела несколько рассказов Платонова. В чем для вас очарование Платонова, какие произведения вам нравятся?

Пелевин: Мне совершенно непонятно, что останется при переводе Платонова, у него все дело в структуре предложения. Есть такой современный русский артист Петр Мамонов, он выходит на сцену и через мимику изображает распадающееся сознание, которое еле-еле держится вместе какими-то скрепами. Платонов это делает на уровне языка. Такого писателя не могло быть в 19-м веке. Платонов, если можно так сказать, лингвистический хибакуся. Это был бы самый правильный термин, если сравнить октябрьскую революцию с ядерной атакой.

У меня с Платоновым интересные отношения. Первая книга, которую я прочитал, была» Котлован». Я не знаю, что на меня сильнее подействовало: сам текст или тот способ, которым я его проглотил. Это было время самиздата, и в России такие книги было очень опасно иметь, возможно, эта опасность преувеличивалась, но проблемы, конечно, могли быть. Их давали почитать на день, на два. Мне дали почитать «Котлован» на ночь. Передо мной стояли часы, стрелка двигалась по кругу, я перекидывал страницы. К утру, когда за окном уже было светло, я достиг вполне измененного состояния сознания. С тех пор я живу с ощущением, что Платонов необычный и удивительный писатель, но недавно я подумал, что, возможно, тот же эффект был бы достигнут, если бы я таким образом прочел телефонный справочник.

Вопрос: Непосредственно перед Японией вы были в Китае. Что вас туда привлекло?

Пелевин: В Китай влечет очень много всего. Я очень люблю древнюю китайскую литературу. Очень многие направления человеческой мысли, которые меня всерьез занимают, возникли там. Я не понимаю, почему я только сейчас попал в Китай и почему я не езжу туда последние десять лет. Мне кажется, что у этой страны огромное будущее. Там чувствуешь прошлое и будущее и стоишь как бы на сквозняке, который дует из одного места в другое. К тому же каждый пятый человек на Земле — это китаец.

Вопрос о поездках в Южную Корею

Пелевин: Я езжу туда по причинам, никак не связанным с литературой. Мне очень нравится эта страна, но я приезжаю в Сеул не для того, чтобы заниматься деятельностью, связанной с книгами. Я приезжаю в храм Хагеса или храм Шинвонса. На этом все мои контакты ограничиваются. У меня выходили книги по-корейски. Но меня вот что очень развеселило. Мне дали книгу «Жизнь насекомых», а на нее мировые права у французского издательства. Оказалось, что перевод на корейский сделан с французского. Я подумал, что сейчас это надо перевести обратно на русский. Мне было бы очень интересно почитать.

Сейчас в мире есть две страны, две культуры, где сохранилась линия передачи чань-буддизма. В Китае она утеряна. Она существует в Японии, это дзэн, и в Корее, где она называется сон-буддизм. Мне кажется, что это очень эффективная интересная практика, практика собственного ума. Она эффективна, потому что она никак не обусловлена культурой. Скажем, чайная церемония — это уже нечто такое, что способно, как мне кажется, заинтересовать скорее этнографов. А практика чань связана с полным отказом концептуализированно. Тибетский буддизм очень сложно практиковать человеку, который не знает тибетского языка, который не вырос в тибетской культуре. Для него это будет скорее культурным шоком. А практика чань (дзэн) доступна иностранцам, потому что убирается вся культурная обусловленность. И в этом смысле, как мне кажется, нет особой разницы в том, куда ездить — в Японию или Корею. Там будешь просто сидеть перед стеной — я допускаю, что японская стена будет на 60 процентов дороже, а матик будет сплетен в два раза тщательнее, но на результате это никак не скажется. Хотя мне, конечно, было бы очень интересно попробовать заняться этой практикой здесь… Но в Японии это гораздо сложнее. Корея в этом смысле более открыта, и это связано с гораздо меньшими проблемами.

Японская культура меня тоже всегда очень интересовала, я ее всегда очень любил. Но каких-то серьезных японских тем у меня в книгах нет. Это все скорее шутка, и абсолютно уверен, что это воспринимается адекватно. В «Чапаеве» у меня есть глава, которая на самом деле является галлюцинацией алкоголика на японскую тему. Я надеюсь, что это воспринимается именно так.

Из зала: Там, тем не менее, есть знание японских реалий.

Пелевин: Вы себе не представляете, каких метафизических высот достигают русские алкоголики.

Вопрос: Вы не боитесь, что если за несколько лет не выйдет ни одной вашей новой книги, читательский интерес к вашему творчеству может ослабнуть? Или популярность и ее постоянный подогрев вас не интересуют?

Пелевин: Я в России популярен уже десять лет, но это не значит, что я выпускаю книгу каждый год. Стоит попасть в этот адский круг… Мне кажется, что такой подход к жизни создает то, что в буддизме называется кармой голодного духа. Лучше всего про такие вещи не думать. Стоит впустить эту мерзость в душу, и потеряешь покой, перестанешь радоваться жизни и будешь только мучить себя бестолковыми мыслями. Видно, что вы — человек молодого поколения, часто смотрите телевизор и читаете экономическую страницу в газете. Мне кажется, что вы на опасном пути.

На самом деле во мне тоже есть такой маленький встроенный бухгалтер, и он пытается подмять под себя все, что во мне есть. Мне не очень это нравится, поэтому я отвечаю не столько вам, сколько одной из проекций собственного ума. Но я ни в коем случае не хотел бы вас обидеть.

Вопрос: Насколько адекватно воспринимаются ваши произведения в России и за границей? И еще просьба: снимите, пожалуйста, очки.

Пелевин: У меня книги выходят в 20 странах. Сложно сказать, кто где что понимает. Это связано скорее с читателем, а не с писателем. А что касается вашей просьбы, то я отвечу на нее своей: снимите, пожалуйста, штаны.

Студент Сеня: Любите ли вы пиво и занимаетесь ли спортом?

Пелевин: Вот