Блеск и коварство Медичи - Элизабет Лоупас

Все, с нее довольно! К черту всех Медичи. Найдут они философский камень или нет — это уже неважно. Хватит с нее придворной жизни и алхимии. Она доберется до Пистон, до бабушки и сестер, даже рискуя собственной жизнью. Они побудут там какое-то время, пока великий герцог не забудет о них. Но не навсегда, ведь они — Нерини, а их семья живет во Флоренции вот уже двести лет. Они обязательно вернутся домой, и все будет как прежде, до того как она вышла под дождь, чтобы продать Франческо де Медичи серебряный десенсорий.

Флоренция

19 июля 1576

Однако, разумеется, она не могла просто бросить все и уйти на все четыре стороны.

На следующий день после трагедии Кьяра поехала обратно во Флоренцию со всей свитой покойной донны Изабеллы. Другого выхода у нее не было. Без еды и питья она бы не ушла далеко пешком, а если бы решилась украсть лошадь и поехать обратно верхом, она рисковала стать легкой добычей грабителей. Пальцы на ее руке стали фиолетового цвета и покрылись зеленовато-черными пятнами. Места, где была содрана кожа, набухли и воспалились. Она попыталась промыть рану вином, смешанным с отваром окопника, для «изгнания дурных соков», как говорила бабушка, но боль оказалась такой невыносимой, что она не решилась продолжить лечение.

Во время всей поездки она старалась не попадаться на глаза дону Паоло, который ехал в своем огромном паланкине, и его подельнику Массимо. Но еще больше она старалась держаться как можно дальше от наспех сколоченного гроба, куда, несмотря на страшную июльскую жару, тело Изабеллы бросили просто так, без бальзамирования. Но если бы только это… Ее тело даже не дали обмыть и переодеть в подобающую одежду или хотя бы завернуть в погребальный саван. Отца Эликону буквально вытащили из его укромного места и заставили на скорую руку совершить обряд, и на этом дело было закрыто. Будет ли ее душа спокойна? Очень маловероятно.

По дороге Кьяра почувствовала недомогание, и ее начало знобить. Болела уже не только кисть, но и вся рука, а голова разрывалась от шепота множества голосов. К отцовскому ворчанию примешались новые женские голоса — то были Изабелла и Дианора. «У нас было много любовников, мы купались в удовольствиях и стонали от наслаждения, а теперь мы мертвы… Смерть была расплатой за нашу беззаботную жизнь».

Была уже глубокая ночь, когда они наконец вошли в город через ворота Святого Фредиано. Они направились прямиком в церковь Санта-Мария-дель-Кармине, что возле монастыря кармелитов. Не соизволив даже вылезти из своего паланкина, дон Паоло коротко приказал занести гроб в церковь.

— И вот еще что, Массимо, — прибавил он с такой небрежностью, будто приказывал выкинуть корзину с потрохами свиньям, пасущимся на заднем дворе. — Подними крышку гроба и оставь его открытым. Я хочу, чтобы весь город узнал, что я сполна отомстил за поруганную честь.

Массимо и еще трое мужчин небрежно вытащили гроб из телеги и как попало, не соблюдая ни малейшей осторожности, понесли его в церковь. Еще двое слуг освещали им дорогу факелами. Кьяра отвернулась, чтобы не смотреть на эту печальную картину.

— Эй ты, маленькая колдунья!

Кьяра медленно повернула голову. Ей было так нехорошо, что она едва не упала в обморок. Луна была на исходе, а свет факелов уже исчез в глубине церкви, так что она не видела лица дона Паоло, лишь смутные очертания его грузной фигуры виднелись в темноте паланкина, делая его похожим на дьявола на дне преисподней.

— Зайди внутрь и взгляни на нее, — приказал он. — Хорошенько посмотри на нее, и пусть это будет для тебя уроком. Это касается всех присутствующих — и священника, и карлика, и даже женщин. Зайдите в церковь и взгляните на свою бывшую госпожу. Посмотрите, что случается, когда задета честь семьи Орсини.

Среди женщин пронесся ропот. Кое-кто из них не выдержал и зарыдал. Поддерживая друг друга под локти, они вылезли из телег и направились к церкви, слишком напуганные, чтобы ослушаться приказа. Следом за ними с поникшей головой побрел отец Эликона. Один лишь карлик Моргайте, казалось, воспрял духом, или, быть может, от горя и ужаса у него просто помутился рассудок. Отталкиваясь от земли руками, он бодро поковылял к церкви с безумной улыбкой на лице. Последней плелась Кьяра, едва передвигая ноги. Она хотела было взбунтоваться против дона Паоло, но потом подумала и решила, что ничего хорошего из этого не выйдет.

«Донна Изабелла умерла, — говорила она сама себе. — Ее душа в чистилище. Она, конечно, страдает за свои грехи, но, по крайней мере, она свободна от мирских забот. Ей уже нет никакого дела до того, как этот подонок обращается с ее бренной земной плотью».

Войдя в церковь, мужчины бросили гроб в небольшой капелле южного придела. При свете факелов фигуры людей на фресках приобретали немыслимые очертания и, казалось, перешептывались между собой. На стене справа был изображен мужчина, распятый на кресте головой вниз. Лицо его было искажено криком боли. Над ним, немного правее, была нарисована женщина, завернутая в саван. Она сидела с прямой спиной, скрестив руки на груди. Мужчины принялись вырывать гвозди, которыми была заколочена крышка гроба, и эти звуки эхом разносились по церкви подобно крикам демонов.

— Готово, — сказал наконец один из них. Они подняли крышку и с грохотом бросили на пол рядом. — Клянусь копчиком святого Мартина! Как же она воняет!

Женщины в голос зарыдали и, расталкивая друг друга, поспешили к выходу. Священник наскоро пробормотал молитву и тоже поспешил удалиться. Лишь Кьяра стояла как вкопанная рядом с карликом Моргайте в окружении молчаливых фигур на фресках и смотрела на свою покойную госпожу.

Святые угодники… Потом она отвернулась, и ее вырвало прямо на пол церкви.

— Принцесса, принцесса, — пел Моргайте, — прекрасная леди дивной красы, как солнце взошла поутру, синее платье как небо, а ныне лежишь ты в гробу.

— Задери-ка ей юбку, Эмилиано, — сказал один из мужчин. — Всегда хотел взглянуть, какие причиндалы у принцесс.

— Ух ты, глянь, какие у нее белые ноги! А что у нее с сиськами? Один сплошной синяк.

— Массимо сказал, что ее мужу пришлось сесть на нее сверху, чтобы придушить. А он такой жирдяй, что одним своим весом мог ее задавить.

— Да вы только посмотрите на ее лицо!

— Да какое это лицо? Большая гнилая дыня с двумя дырками вместо глаз.

Последнее замечание вызвало всеобщий гогот. Кьяра протиснулась между ними и побежала к выходу из церкви для того, чтобы глотнуть свежего ночного воздуха. Левая рука уже ее не слушалась, а голова, казалось, вот-вот оторвется от тела. Затем она потеряла сознание.

Палаццо Веккьо