Блеск и коварство Медичи - Элизабет Лоупас

Кто-то должен был начать сопротивляться.

«Святая Моника, заступница обиженных жен, помолись за нас всех», — пронеслось в голове у Кьяры. Затем она сделала глубокий вдох и что есть силы закричала:

— Дон Паоло! Мы здесь и все слышим. Вы должны отпустить донну Изабеллу. Если вы причините ей вред, мы это услышим.

— Слушайте на здоровье! — расхохотался в ответ муж Изабеллы. — Вы свидетели того, как мужчина восстанавливает свою поруганную честь. Массимо, помоги. Не хочу, чтобы и мне руку прокусили.

Массимо?

— Трус! — пронзительно закричала Изабелла. — Трус! Спрятал дружка под кроватью! Даже сам убить жену не в состоянии! Никчемный! Только и можешь, что ходить по девкам и тратить деньги моей семьи! Не смей прикасаться ко мне!

Перед глазами Кьяры снова промелькнул голубой халат Изабеллы. Раздались крики, шум завязавшейся драки и звуки наносимых ударов, и уже невозможно было понять, кто именно издает эти крики. Кьяра просунула пальцы в щель между дверью и косяком и потянула изо всех сил. Она понимала, что это бесполезно, но не могла просто так стоять и ничего не предпринимать, слыша эти крики. Как же так? Она так близко, но ровным счетом ничего не может сделать!

Оставалось лишь кричать. Оставь ее! Оставь ее в покое! Но ее голос растворился в общем шуме.

Затем внезапно наступила тишина.

Очень долго не было слышно ни звука — так долго, что можно было три раза прочитать «Отче наш».

Все застыли на своих местах.

Затем послышался скрежет замка, и дверь резко распахнулась, прищемив пальцы на левой руке Кьяры. Никогда раньше она не ощущала такой боли. Боли, от которой перехватывает дыхание, и ты не можешь даже кричать. Девушка попыталась освободить руку, но безуспешно. Боль обострила все ее чувства. Она видела, как пятится на четвереньках Моргайте, слышала тяжелое мужское дыхание и свой собственный истошный вопль.

— Кто-нибудь, — заговорил дон Паоло. Он закашлялся, пытаясь восстановить дыхание. — Принесите уксус, быстро. Донна Изабелла упала в обморок, когда мыла голову.

Женщины бросились врассыпную. Кьяра знала, что они спешат не за уксусом, а просто спасают свою шкуру. Священник тоже куда-то подевался.

Дон Паоло вернулся в спальню и закрыл за собой дверь. Боже, как больно. Кьяра освободила зажатую руку и прижала пальцы к груди — кожа была содрана, шла кровь. Интересно, целы ли кости?

Однако какое сейчас это имеет значение?

Неужели это правда? Неужели Изабелла просто упала в обморок?

Она бросилась в спальню Изабеллы. Господи, пусть так и будет! Пусть она просто упала в обморок. Одной рукой она открыла сундук и отыскала среди различных пузырьков флакон с уксусом. Затем она побежала обратно в спальню дона Паоло, а Моргайте засеменил за ней — он единственный из всей прислуги остался верен своей госпоже. Они вошли в комнату.

Изабелла Медичи лежала ничком возле кровати, все еще сжимая в руках край покрывала, как будто пыталась вскарабкаться на большой перьевой матрац. На столе слева от кровати стоял пустой таз для воды. Ее волосы были растрепаны, и мокрые пряди падали на плечи. Любой дурак понял бы, что ее окатили водой уже после того, как она упала. Лица не было видно. Возможно, она действительно упала в обморок от страха и негодования.

Дон Паоло стоял, наклонившись вперед, и все еще пытался перевести дыхание. Другой мужчина, тот самый, которого он назвал Массимо, стоял у дальнего края кровати. Черный — вот все, что Кьяра могла о нем сказать, — черные волосы, черная одежда, черная душа. Она бросилась к кровати, моля Бога о том, чтобы это был просто обморок. Упав на колени возле Изабеллы, она зубами открыла флакон с уксусом и тыльной стороной своей раненой руки осторожно развернула к себе голову Изабеллы.

Изабелла была мертва. Ее тело было еще теплым, но уже приобрело характерную твердость — как у глины.

На ее лице были видны фиолетовые следы от пощечин. Веки были не до конца закрыты, так что сквозь ресницы проглядывали белки ее глаз. Рот был открыт, а язык вывалился наружу. На губах была кровь: в отчаянной борьбе за жизнь она прикусила себе язык. Ее красивый бархатный халат, расшитый драгоценными камнями, был разорван на плечах, обнажив левую грудь, сплошь покрытую синяками от ударов. На горле краснел тонкий след от шнурка. Сам шнурок лежал тут же рядом — красный шелковый шнурок с кисточками на концах.

Кьяра поставила флакон с уксусом на пол. «А вдруг он меня тоже убьет», — подумалось ей на мгновение. Она мягко коснулась пальцами век покойной и прикрыла ее глаза. Ей вспомнились слова Изабеллы: «Ты слишком много нафантазировала, мона Кьяра». Затем она встала и встретилась глазами с герцогом Браччанским, который только что собственноручно сделал себя вдовцом.

— Зачем вы посылали за уксусом? — спросила она, сама удивляясь своему спокойствию. — Вы же знали, что ей уже не помочь.

Он усмехнулся:

— Чтобы другие услышали. Пройдет молва, будто она упала в обморок, а затем неожиданно скончалась, и ничего больше. Будто она, разгоряченная от жары, выпила перед этим слишком много холодной воды, а потом упала и ударилась головой о таз. Какая им разница? Ноты… — он посмотрел на нее уже внимательнее. Его щеки и шея были покрыты царапинами от ногтей, а один глаз заплыл и посинел вокруг. Очевидно, Изабелла не собиралась так просто сдаваться. — Как тебя зовут?

Кьяра смело выдержала его взгляд. Называть свое настоящее имя, наверное, глупо, но ей было уже все равно.

— Я Кьяра Нерини, — она отчетливо произнесла каждый звук.

— Вот дьявол! — выругался дон Паоло. — Та самая колдунья великого герцога. Что ж, Кьяра Нерини, великий герцог знал о моих планах и полностью их одобрял. Моя жена изменяла мне с моим же кровным родственником, и я имел полное право убить ее, дабы восстановить мою честь и честь дома Медичи, которую она также оскорбила своим распутством.

Его слова прозвучали так, как будто он заранее написал этот текст, а затем выучил его наизусть. Кьяра лишь молча слушала его.

— Так что рассказывай все что хочешь, — продолжал дон Паоло. — Никто тебе не поверит. Но даже если поверят, то никто не станет оспаривать тот факт, что защищать свою честь — это право любого мужчины.

Моргайте сидел на полу рядом с телом Изабеллы и гладил мягкий бархат ее халата. Он ничего не говорил, а лишь тихонько рыдал, как ребенок.

— Да кому я стану об этом рассказывать? — промолвила наконец Кьяра. В своем голосе она слышала горечь. Точно с такой же интонацией говорил отец, когда погиб Джанни, и точно так же высказывалась бабушка о Медичи. Горечь, за которой стояли слезы, кровь и смерть. — Если на то была воля самого великого герцога, то кто меня послушает?

— Принеси мне вина, — сказал дон Паоло. — А ты, Массимо, пойди и найди гроб. И позови слуг из конюшни, чтобы они положили в него тело.

Кьяра вышла из комнаты, даже не оглянувшись. Дрожа от шока, боли и ужаса, она думала только о том, чтобы вернуться во Флоренцию и достать из тайника в стене последнюю спрятанную книгу — самую ценную из всех книг ее отца. Она возьмет ее с собой в Пистою, чтобы не ехать с пустыми руками.