Обратная сторона вечности - Виктория Угрюмова

Тело мачехи и двух братьев Рогмо нашел на руинах заднего двора. Несчастная была прибита гвоздями к могучему дубу, который, вероятно для этой цели, оставили нетронутым. И он тоскливо шелестел своей опаленной кроной, словно извиняясь перед молодым князем, что остался жив сам и не уберег остальных. Рогмо никогда не любил вторую жену своего отца и ее детей – отношения у них складывались далеко не самые теплые, однако смерти он ей не желал никогда. Тем более такой страшной смерти.

Тонкие белоснежные руки княгини Энгурры были подняты над головой, а в ладони вколочены длинные гвозди. Из-под сердца торчало обломанное древко копья. Однако лицо эльфийки было спокойным и по-прежнему надменным. И Рогмо подумал, что в своей смерти она стала достойна его отца.

Братья приняли не менее страшную гибель. Видимо, они пытались защитить мать, но некто не стал тратить на них время. Их изуродованные тела лежали в нелепых, неестественных позах, словно юношей подняли, смяли, скомкали и затем отбросили прочь. На их мечах не было видно даже следов крови.

Мысль о судьбе отца он нарочно гнал прочь. Душа его сгорела моментально, еще на холме, когда он увидел, что стало с замком. А теперь сердце покрылось коркой, потеряло чувствительность, и Рогмо не жалел об этом, потому что иначе он бы сошел с ума. Он искал отца с невероятным упорством. Он осматривал трупы, от которых мало что осталось. Он чувствовал, что узнает отца, что бы с ним ни произошло. Когда полуэльф уже терял надежду, он заметил, что исковерканные створки ворот придавили кого-то. Рогмо ринулся туда и, обдирая о камни свои тонкие руки, стал тащить безжизненное тело защитника замка. Это и был сам Аэдона. Пронзенный стрелами, с раной, которую можно нанести только секирой или двуручным мечом (Рогмо хорошо разбирался в оружии), отец лежал поверх двух мертвых человеческих тел. В его холодной руке был крепко зажат меч, знакомый юному князю еще с младенчества.

Полуэльф вытащил тело Аэдоны, присел рядом и положил голову отца себе на колени.

– Что же с тобой сделали? – простонал он. – Кто?!

Рогмо долго сидел на пожарище, потом тяжело поднялся и подошел к убитым людям. И долго и пристально их рассматривал. Выводы, к которым он пришел, оказались неутешительными. Он был уверен, что это не люди атаковали Энгурру.

Двое мертвецов, которые должны были по чьему-то замыслу играть роль нападающих, были зарублены не отцовским мечом.

* * *

Когда Рогмо понял это, то картина нападения для него прояснилась. Он еще не знал, кто посмел это сделать, но уже был уверен в том, что коварный и вероломный враг, разрушивший мирный замок князя Энгурры, более всего хотел, чтобы вину за это злодеяние взвалили на людей.

Преодолев собственный страх и сцепив зубы, чтобы не закричать от горя и боли, которая терзала его, полуэльф стал осматривать тела жителей замка. Он не отводил взгляда при виде страшных ран, он искал что-нибудь, что могло бы навести его на след истинного убийцы, и кое-что нашел. Эльфы были буквально разорваны на части – их раны не могли быть нанесены никаким из известных Рогмо видов оружия, но вполне подходили бы когтям или клыкам дракона или гигантского льва. Это были неутешительные выводы. А главное, юноша не мог понять, зачем, зачем кому-то понадобилось совершать столь тяжкое преступление? Чтобы посеять вражду между людьми и эльфами? Но вряд ли бы из-за этого началась война. В окрестностях Мерроэ больше не было эльфийских поселений. Ближайшее княжество находилось недалеко от Эламского герцогства, на территории Аллаэллы. И оттуда не стали бы посылать карательную экспедицию, хотя бы из-за невозможности что-либо предпринять. Не громить же подряд все населенные пункты. К тому же люди просто бы задавили эльфов своим числом, случись между ними серьезный вооруженный конфликт.

Еще два замка Старшего народа были в Курме и один – на землях Хадрамаута. Но то были уже морские эльфы, и они давно не поддерживали связей с лесными своими собратьями. Правда, Рогмо слышал старые предания о том, что многие их сородичи в свое время покинули густо заселенные эльфийские города в Аллефельде и Тор Ангехе и, купив у морских эльфов несметное число кораблей, целым флотом отплыли на другой материк. Где якобы и поселились. Но вестей от них и подавно не поступало.

Как Рогмо ни пытался объяснить себе причину гибели своего отца и всего народа Энгурры, так он и не смог это сделать. Но сказанное вовсе не означало, что он опустил руки и отказался от желания отомстить. Особенно же невероятной показалась ему маленькая деталь: все украшения с эльфов были сорваны, но тут же и брошены за ненадобностью – словно грабивший замок искал какую-то одну, совершенно конкретную вещь. Даже венец правителя, представлявший собой немалую ценность, был оставлен у тела князя. Просто Рогмо, ослепленный своим горем, не сразу заметил золотую диадему с бриллиантовым трилистником в навершии.

Полуэльф поднял ее с обгоревших камней, вытер рукавом и водрузил на голову. Затем поднял руку и, обращаясь к Аэдоне, который лежал на спине, слепо уставясь в ослепительно голубое небо, раздельно и четко произнес слова клятвы:

– Я, Рогмо, сын Аэдоны, Пресветлого Эльфа Леса, принимаю эту корону вместе с титулом князя Энгурры, а с ними – и ответственность за счастье, спокойствие и благополучие моего народа, который клянусь защищать до тех пор, пока смерть не заберет меня.

Голос юноши прервался полустоном-полувсхлипом: народа, который он клялся защищать, уже не было.

* * *

Ночь он провел в лесу, не испытывая ни малейшего страха. Рогмо был уверен в том, что лес защитит его. А утром его ждала тяжелая работа – он должен был исполнить свой долг и достойно похоронить сородичей. Как это сделать в одиночку, князь не представлял, а обращаться за помощью к людям ему не хотелось. Слишком страшное зрелище должно было предстать их глазам, и кто знает, что люди предпримут после этого? Может, ополчатся на всех эльфов?

Ночное небо безмятежно раскинулось, не подозревая о разыгравшейся на земле трагедии. Сверкающие капли звезд тяжело лежали на черном густом бархате. Молодой месяц поражал своей чистотой и юностью – и Рогмо невольно позавидовал его умению обновляться и возрождаться всякий раз после старения и смерти. Деревья тихо о чем-то перешептывались. Ночные птицы на мягких бесшумных крыльях парили в поисках своих жертв. Угукала сова.

В траве шуршали и шелестели невидимые твари. В спутанных клубках кустов вспыхивали огоньки чьих-то глаз. Лес присматривался, прислушивался и принюхивался к своему гостю, узнавая его, но не желая торопиться. Тот, кто выглядит как свой, не обязательно таковым является. Однако через несколько часов Рогмо уже точно знал – за ним наблюдают.

– Кто ты? – раздался тихий голос, и полуэльф напрягся, чтобы не сделать лишнего движения и не спугнуть своего невидимого собеседника.

– Я Рогмо, сын князя Энгурры, Пресветлого Эльфа Аэдоны.

– Аэдона мертв, и горе нам всем, что не уберегли его. Прости, сын Гаронманов, что мы ничего не смогли сделать.

– Я видел, – сказал Рогмо. – Я был в замке... Что там случилось?