Путешествие мясника. Роман о семейной жизни, мясе и одержимости - Джули Пауэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раньше мне часто приходило в голову, что я могу даже не узнать его, если вот так случайно встречу на улице, в толпе людей. На самом деле я узнаю его сразу же, еще за квартал, едва заметив алую шапочку и знакомую походку. Он идет прямо на меня. Я не видела его уже несколько месяцев, и внезапно мне становится трудно дышать, а в ушах начинает громко стучать кровь. Я низко-низко наклоняюсь к экрану мобильника и стою так, пока он не проходит. Мне не хочется встречаться с ним глазами, а он то ли не замечает меня, то ли притворяется, что не заметил.
Он живет в том же городе, в том же мире, что и я, только меня крутит в бешеном водовороте, а он спокойно качается на волнах. Он свободен. Я брошена. Я чувствую подступающую к горлу тошноту.
Когда моему брату было лет девятнадцать, он составил еще одно стихотворение из магнитиков:
Когда начнется прилив
И заиграет музыка,
Я поплыву на корабле и буду смотреть кино
И, может быть, тогда я забуду тебя.
Всего девятнадцать лет… Откуда он мог знать это тогда? И как вышло так, что я узнала это только сейчас?
— И сколько будет гореть эта свеча, столько мы будем вспоминать тебя здесь, во «Флейшере». Значит, приблизительно двадцать четыре или двадцать шесть часов.
— Гип-гип-ура-а-а-а!
Мы стоим тесным кружком посреди лавки через полчаса после ее закрытия и пьем шампанское из видавших виды фаянсовых кружек. Стол уже вымыт и протерт солью, грязные фартуки брошены в корзину, а моя кожаная шляпа лежит на сумке с собранными вещами. Сегодня мой последний день в лавке; я договаривалась, что полгода буду здесь ученицей, и вот сегодня этот срок закончился. Я уже дала объявление, что ищу новых жильцов для своей съемной квартиры, а дома меня ждет муж. Не на пару дней, навсегда.
Свеча — это одна из последних придумок Эрона: золотистая колонна примерно сантиметров пятнадцать высотой. Она сделана из говяжьего сала, которое я помогала топить. Теперь он торжественно вручает ее мне. Усы у него шикарно топорщатся в стороны и кокетливо завиваются на кончиках. Колин отрастил длинные, похожие на котлеты бакенбарды, а у Джоша на лице по-прежнему главное украшение порнозвезды (надпись на одной из его любимых футболок гласит: «ЛЮДЕЙ УБИВАЮТ НЕ РУЖЬЯ, А ТЕ, КТО НОСИТ УСЫ»), Финал конкурса усов приближается, и наши клиенты уже активно делают ставки.
Сегодня я получила и другие подарки. Джесс преподнес мне мраморное яйцо с черными и розовыми прожилками и специальную подставочку для него.
— Я подумал, оно поможет тебе писать книгу. Будешь смотреть на него и типа медитировать.
Джош передает мне диск в коробочке с надписью: «Прощальная смесь для Джули — Хуан».
— Хуан заходил позавчера. Я сказал, что ты пошла по его стопам и тоже собираешься нас бросить, и он завез вот это.
— Как у него дела? Я по нему скучаю.
— Я тоже, сестренка. Но у него все хорошо. В этой новой колбасной лавке платят больше, чем я могу себе позволить платить работникам. И Хуан был бы дурак, если бы отказался. Вперед и вверх, знаешь?
— Знаю.
Прошлой ночью мне снился сон: я ползу вверх по отвесной, голой и бесконечно высокой скале. Все, кого я когда-то знала, — мои друзья из магазина, родители, брат, Эрик, Гвен, Д. — обогнали меня и ушли далеко вперед, а я осталась. Я пытаюсь позвать их, но у меня внезапно пропал голос, и никто не слышит. Я проснулась мокрая от ужаса, с застывшим в горле криком. Этот сон снится мне довольно часто.
Кроме свечи Эрон подарил мне золоченую резную рамочку, в которую вставлено изображение коровы, а сверху выведено изречение — точно такое же, по его словам, как висело в конторе той скотобойни, где он два месяца проходил практику: «Если есть жывотных грешно, то зачем они сделаны из мяса?».
— Хотел, чтобы надпись была точно такая, как там, — жалуется он, — а компьютер все время исправлял «жывотных» на «животных». Но я его победил.
— Кто бы сомневался. Спасибо, Эрон! Потрясающая картинка. Поставлю ее на своем столе.
Мой рабочий стол дома уже превратился во что-то вроде алтаря моего последнего увлечения. На стене над ним висит старый испанский рекламный плакат: Дон Кихот верхом на свинье, а на его копье насажен свиной окорок. Сам стол завален книгами о мясе и сборниками рецептов; пачка бумаг придавлена черным, гладко отполированным камнем, круглым, но чуть-чуть вдавленным по бокам. Он называется «чанки».
— Да брось ты! Здесь их, наверное, целая тысяча!
Но Эрик остается непоколебим:
— Девятьсот семьдесят семь, если быть точным. И догадываешься, откуда я это знаю?
— Да никто его не хватится. А было бы так романтично…
— Джули, я не могу.
— Не можешь или не хочешь?
— Не могу, потому что не хочу.
— Всего одна жалкая доисторическая хоккейная шайба! Вроде я немного прошу.
Это было первое место работы Эрика в Нью-Йорке — Музей естественной истории; он составлял каталог североамериканской археологической коллекции. Куча всяких бусинок и отполированный круглых камней, которые на самом деле были когда-то хоккейными шайбами у коренных жителей материка. Мне ужасно нравилось держать их, тяжелые и гладкие, в руке.
В конце концов Эрик нашел резчика по камню, и тот изготовил для меня точно такую же шайбу. Я была очень тронута этим жестом, но все-таки немного жалела, что он не украл ее для меня.
* * *
Мне ужасно нравятся все подарки, но самый лучший я получила несколько часов назад.
Все утро я «помогала» Эрону готовить поркетту для свадьбы его друзей. Из целой свиньи удаляют все кости, солят, перчат, посыпают специями и щедро фаршируют всякими вкусностями — чесноком, луком, трюфелями и несколькими свиными филеями, завернутыми в бекон, — а потом насаживают на вертел. Помощь моя состояла главным образом в том, что я помогала резать чеснок, а потом благоговейно наблюдала за тем, как ловко Эрон извлекает из животного весь скелет, кроме черепа, не повредив при этом ни мяса, ни кожи. Правда, потом я обматывала куски филея беконом и укладывала их внутрь получившегося чехла, посыпала все чесноком и кусочками трюфеля и еще помогала насаживать свинью на вертел и обвязывала его на этот раз не шпагатом, а толстой проволокой через каждые пятнадцать сантиметров. В итоге у нас получился почти двухметровый ровный свиной цилиндр с торчащей из него головой. Все это вместе до того напоминало пенис, что даже комментарии были излишними; оставалось только развести руками и протянуть в стиле Джоша:
— О-хо-хо-о-о…
Потом Эрон отправился в холодильную камеру, чтобы освободить в ней место для поркетты — нелегкая задача, учитывая количество скопившегося там мяса, — а через пару минут высунул голову из двери и позвал меня: