Посредник - Ларс Соби Кристенсен

– Мистер Стаут умер, – сказал Шериф.

В душе Фрэнк ощутил облегчение.

– Умер? Как?

– Покончил с собой, Фаррелли. Сразу после вашего ухода.

Облегчения как не бывало. Они считают, что он за это в ответе? Считают, что он мог каким-то образом предотвратить случившееся? Он разволновался:

– Вы ведь не думаете… – Фрэнк осекся.

– Что – не думаем?

– Что я мог что-то предпринять? Мог…

– Самоубийцы чертовски упрямы, Фрэнк, – перебил Доктор. – Если уж решили, никто их не остановит. Между нами говоря, никто не раздражает меня больше, чем самоубийцы.

Фрэнк почувствовал благодарность, чуть ли не растрогался.

– Как он это сделал? Бритвой?

– Он повесился. На кожаном ремне.

– На кожаном ремне? Такое возможно?

– Возможно. Поверьте. Правда, очень непросто. Как я уже сказал, самоубийцы чертовски упрямы.

– Как восприняла это миссис Стаут?

– Она еще не знает.

Шериф встал, подошел к Фрэнку:

– Вы готовы сообщить ей?

Фрэнк посмотрел в окно. Туман сизой полосой лежал меж городом и небом. Начало – лучше не придумаешь.

– Да, – сказал он. – Я готов.

Когда Фрэнк спускался по лестнице, Пастор догнал его. Фрэнк думал, он хочет дать ему добрый совет, но увы.

– Вы не забыли про носовой платок? – спросил Пастор.

Фрэнк остановился, раздосадованный несвоевременным вопросом. Пастор затоптал в грязь его золотой час.

– Извините. Вчера столько всего произошло, что я…

– Да-да. Оно и не к спеху. Просто хотел напомнить. Желаю удачи.

Фрэнк заторопился к машине, поехал к миссис Стаут. Она жила между рекой и центром, в ухоженном приземистом доме на Ривер-Райт-лейн. Он остановился у калитки, прошел через ухоженный палисадник, постучал, и миссис Стаут тотчас открыла, будто стояла у двери и ждала его прихода. Она посмотрела на него так, как не смотрел никто и никогда, – взгляд был обвиняющий и опустошенный.

– Я думала, это муж, – сказала она.

Фрэнк протянул руку, но она оставила ее без внимания.

– Меня зовут Фрэнк Фаррелли.

– Я помню. По вчерашнему дню.

– Можно войти на минутку?

– Что вам угодно?

– У меня, к сожалению, плохие вести, миссис Стаут. Очень плохие.

– Я знаю, что Джимми нет в живых. Идиот.

Она хотела захлопнуть дверь. Фрэнк шагнул вперед:

– На сей раз речь не о вашем сыне. А о вашем муже.

– О моем муже?

– Да, миссис Стаут. О вашем муже.

Миссис Стаут в конце концов впустила его, провела в гостиную, где они сели у низкого столика, друг против друга, Фрэнк на диван, она на обычный стул. Шторы были задернуты. Лампы не горели. Только на комоде стояла зажженная стеариновая свеча перед фотографией мистера Стаута и, видимо, сына, Джимми. Он гордо держал в руках рыбину, большущую, с высокими спинными плавниками и внушительной пастью. На заднем плане виднелась Снейк-Ривер.

– Что с моим мужем? – спросила миссис Стаут.

– Он мертв.

– Генри не мертв.

– Увы, мертв, миссис Стаут.

Некоторое время оба молчали. Фрэнк не знал, что еще сказать. Не повторять же снова, что мистер Стаут мертв. И от нее помощи ждать не приходится. Он кивнул на свечу и фото:

– Форель?

– Клювач.

– Клювач?

– Морской окунь.

– Мой отец обычно называл его каменным окунем.

Миссис Стаут посмотрела на него, и он сообразил, что говорить этого не стоило, а еще сообразил, что может говорить что угодно, все будет невпопад, лучше молчать.

– Морской окунь, как его ни назови, рыба вкусная, – сказала она.

– Вы рыбачили в море?

– Нет. Так далеко мы не забирались. А вы?

Фрэнк покачал головой.

– Но река в известном смысле часть моря. Так или иначе, она впадает в море.

Фрэнк сплел руки на коленях. Надо вернуть разговор в надлежащее русло. Миссис Стаут опередила его. Она явно была в растерянности и начала сначала:

– Мертв? Вы говорите, Генри мертв?

– Потому я и здесь, миссис Стаут. Чтобы сообщить вам, что ваш муж, мистер Генри Стаут, мертв. Он умер вчера. В парикмахерской. Я очень вам соболезную.

– Как? Стало плохо с сердцем? Последнее время он жаловался на боли в груди.

– Это всегда сердце, – тихо сказал Фрэнк.

– Что вы хотите сказать?

– Он наложил на себя руки, миссис Стаут. Сожалею, но я должен вам это сказать.

Она опустила глаза, сжала кулаки; казалось, ее чистая, гладкая кожа потрескалась, пошла глубокими серыми морщинами. Эти следы оставил Фрэнк. Теперь он понял. Он изменял людей. Его призвание – менять людей.

– Как он это сделал? – прошептала она.

– Может быть, достаточно знать, что он наложил на себя руки?

– Нет. Недостаточно. Я не смогу всю оставшуюся жизнь ломать себе голову, как он это сделал.

– Что пользы знать? Разве это поможет?

– Поможет? А что вообще поможет?

– Примирение.

– С чем?

– С жизнью, так мне кажется.

– Я думала, примиряться надо со смертью.

– Прежде всего с жизнью, – сказал Фрэнк. – Жизнь всегда на первом месте.

– Вы умный человек.

Фрэнк потупился.

– Я знаю, о чем говорю, – учтиво сказал он.

– То есть?

– В тринадцать лет я потерял отца. По причине несчастного случая. Ужасного случая.

– Бедняга.

– Н-да. Я все видел собственными глазами. Присутствовал при этом.

– Как это случилось?

Фрэнк помолчал, но совсем недолго.

– Зачем вам знать? Это слишком…

Миссис Стаут наклонилась вперед:

– Скажите, Фрэнк. Вам наверняка будет на пользу, если скажете.

– Он упал с лестницы. Собирался отремонтировать водосточный желоб. И угодил на косу в траве. Раскроил голову. Это было…

Продолжить Фрэнк не сумел. Собственные слова ошеломили его, он ощутил, как тепло, то тепло, какое он любил, растекается по телу, наполняет его и усталостью, и силой.

– Бедняга, – повторила миссис Стаут.

– Н-да. Спасибо. Вы понимаете, каково это.