Завтра будет солнце - Лука Бьянкини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Леон, ты выронил.
— Ничего я не выронил.
— Выронил. Смотри, нужно делать вот так… Мало кто может распознать сразу, где у грозди черешок… Я-то сама сколько лет на сборе и до сих пор путаюсь. Перед тем как срезать гроздь, возьми ее в ладонь и пошевели снизу, вот так, увидишь, тебе будет легче найти место среза! Хотя иногда приходится срезать наудачу. Ну, если не получится, просто оставь, мы сами срежем.
— …
— Да не переживай, Леон! Это же природа, тут все живое. Беда, если бы все было одинаковым… Вот представь себе, что, если бы все люди были одинаковыми?
Я кивнул с видом удовлетворенной учительницы — Леон, эта женщина обращалась ко мне по имени, Леон, — и продолжил кидать виноград в ящик. Кесслерши перетаскивали его без видимых затруднений, обменявшись коротким взглядом, они разом хватали ящик и несли, а я вяло и послушно плелся следом, по другую сторону шпалеры. Мы дошли до ее конца гораздо раньше, чем я рассчитывал. Вся бригада расположилась в тени деревьев — кто пил воду, кто ел йогурт, кто курил, а кто читал. Да-да, там был один человек, который читал, и читал он комикс, и это была одна из моих любимых серий «Дьяболика» — «Убийство в колледже». Блин, это была именно она. У меня не было сил подойти.
Я было улыбнулся бригаде, но в ответ лишь кое-кто устало кивнул мне. Даже Кесслерши, которые всего несколько минут назад помогали мне, вели себя так, будто мы не знакомы. Именно в это мгновение, и опять-таки внезапно, я отчетливо понял смысл «дистанции». Дистанция, которая диктуется иногда робостью, иногда снобизмом, иногда необходимостью или даже страхом. Я не знал, чем она диктуется на это раз, но в тот момент мне стало очень не по себе. Чертов Пьер, привил же мне манеры. Черт побери мою мать. Черт побери моего отца, хотя ладно, он не в счет. Вот сейчас я чувствую, как держат дистанцию, но не с моей, с другой стороны, и мне не остается ничего другого, как помалкивать и не расслабляться, хотя бы некоторое время. Что делать, я постарался вписаться в коллектив — уселся, как и все, на землю, закурил и стал наслаждаться в одиночестве минутами безмятежности.
— Хочешь пить?
Я резко повернул голову и увидел Джулию в шаге от меня. Прямо как в телефильме.
26
Сам не знаю, как мне удалось забраться в машину.
Ноги меня совсем не держали, спину ломило, руки ныли. Но я сумел, блин, я это сделал. Я двинулся по дороге на Колле и остановился у самого винного цеха, возле которого два корсара разгружали последние ящики с мерло. Мерло сегодняшнего дня. Мерло, который собрал я с Кесслершами. Мерло Джулии. Едва я вышел из машины, как Виттория поспешила мне навстречу в своем семафорном облачении, которое, однако, в конце рабочего дня приобрело однородную винную расцветку. Только ее желтые сапоги сохранили первозданный цвет. Улыбаясь, Виттория остановила свою дьявольскую мельницу и пошла мне навстречу.
— Молодец, Леон, ты справился! От такого, как ты, я никак не ожидала. Давай заходи, вот табурет, присаживайся… Сейчас закончим разгрузку, и я дам тебе попробовать сусло.
Вот, и эта тоже звала меня Леоном, но я слишком устал, чтобы протестовать. Корсары, которые весь день косо на меня смотрели, своего отношения не изменили даже сейчас. Я наблюдал, как они опрокидывают виноград из ящиков в большую емкость, соединенную толстым красным шлангом с одним из громадных цилиндров — эту штуку здесь называли «чаном», хотя точно не скажу, чан он и в Африке чан, фиг его знает. Шланг время от времени забивался кожицей, и тогда Виттория выдавала пару крепких словец, порой довольно витиевато.
Я развлекался, как малый ребенок, меня почему-то забавляла повторяемость ее движений. Мне казалось, что я нахожусь в лаборатории алхимика, в которой выделялись ароматы и конденсировались удовольствия. А в роли алхимика выступала пожилая давильщица бордо. Корсары уехали, Виттория взяла стакан, открыла краник в одном из цилиндров — упс, чанов, — сполоснула посуду первыми каплями, потом наполнила снова, уже до краев, и протянула мне. Я не имел никакого желания пробовать сусло, но, похоже, альтернативы у меня не было.
— Я сполоснула бокал, чтобы не осталось вкуса от предыдущей пробы и чтобы мы могли быть уверенными, что это именно сегодняшнее сусло.
— А сусло это что — вино?
— Нет, еще не вино. После того как виноград проходит через дераспапиджатор…
— ДЕРАСПАПИЧТО?
— Дераспапиджатор, вон он стоит. Виноград поступает в нее, и машина фильтрует общипанные веточки и виначчиоли…
— ???
— Ну косточки… А ты их как называешь?
— Ни разу в жизни никак не называл.
— В общем, когда выжатый виноград поступает в чан, это уже называется сусло… Завтра оно начнет бродить, и в процессе ферментации весь сахар в винограде начинает преобразовываться в спирт.
— И получается вино?
— Скажем так, получается эскиз, набросок… Изготовление настоящего вина — это очень долгая история. Но сперва попробуй это… Ну, что ты уставился на свой стакан? Пей давай!
Раз, два, три, трак. Нехреновое оно, это сусло, совсем нет. Приятная сладость, но не приторная, такой здоровый, натуральный вкус, который бывает только у фруктов. Мне пришла в голову эта мысль, когда я одним глотком осушил бокал. Я воспрял и немедленно попросил повторить.
— Осторожней, Леон, а то тебя пронесет!
— Чего меня?
— Знаешь ли, сусло несколько слабит.
— У меня стальной кишечник. Меня прохватывает, только если я выпью лишнего или стакан апельсинового сока натощак.
— Как знаешь… Расскажи мне, как прошел день… Как там Джулия?
Виттория налила мне еще стаканчик этого нектара, а сама уселась возле меня на старый перевернутый таз.
У нее были длинные вьющиеся волосы, которые она стягивала на затылке, и из-за этого открывались морщины на лбу и на всем ее красивом лице. Лицо крестьянки, всю жизнь
