За Пророчицу и веру - Марик Лернер

– Она была жрица и ведьма. Ты сам прекрасно знаешь, что это означает. У них частенько с головой не в порядке.

– Больше не говори такого, если не хочешь умереть раньше срока. Мое терпение небезгранично и желание получить твою голову может перевесить последствия.

– И все же кто-то должен олицетворять духовную власть. И я полагаю, человек на этом месте неуместен.

– Попросим Его спуститься? – спрашиваю с иронией.

– Нет. Есть предложение лучше. Превыше всего «Господин Книга».

Юмором здесь и не пахло, несмотря на довольную рожу собеседника. А если подумать, прекрасная идея.

– Общий сборник, включающий «Диатессарон», молитвы и обряды. Когда, по какому поводу, что можно и нельзя.

– Это все равно нужно утвердить на общем собрании епископов.

– Непременно. Оно и так бы состоялось. Со своими я договорюсь на условиях равноправия при принятии важных решений. А вот с твоими придется тебе. Всю контролируемую территорию нужно разделить на провинции. В каждой два архиепископа – женский и мужской, потом по нисходящей они вольны назначать в своих владениях. Полный запрет на вмешательство в дела чужого епископата. Но важнейшие решения, касающиеся изменений в духовной жизни, только на общем собрании глав.

– Ты долго думал.

– Да, Влад. Я давно размышляю. Не вполне на эту тему, но связанную. И даже вел переговоры за твоей спиной.

А вот сейчас начнется важнейшее. То, что он задумал не вчера.

– И что ты хочешь?

– Договориться, – сказал Синий без промедления. – Ты меня всегда не любил.

– Опасался, – поправляю.

– И правильно делал. Лет двадцать назад не стал бы говорить, а с ходу бросил бы людей на штурм этого корыта. Даже десять к одному прекрасный размен за возможность получить твою голову. Никогда не понимал, как она работает. Ты ж вояка в душе, кровь способен лить рекой, а занимаешься чем-то странным. Кодексы, меры торговые, договоры… Со временем понял и оценил. Можно иметь гораздо больше золота с ковыряющихся в земле, если доить их правильно, а не резать сразу. Они еще и благодарны будут. Не важно. Ты мне не доверяешь, я тебе. При этом мы оба не хотим войны, а она неминуема, если начнем выяснять, кто сядет выше. Теперь за тобой уже не стоит Мария, а легионы далеко. Знаешь, – помолчав, – она ведь мне предсказала смерть через пять лет. И в это я верю. Сегодня убивать друг друга не станем. Поэтому и пришел сам, убежденный, что выслушаешь. Ты ведь знаешь историю и помнишь диадохов. Я не хочу войны между своими и судьбу Пердикки[35]. Я здесь с лавровой ветвью и предложением.

– И?

– Мы оба соглашаемся, что на месте императора гораздо лучше будет Александр.

Он поднял руку, останавливая.

– Твой сын, мой зять. Ну, если уж быть точным, внучка замуж вышла.

Я в курсе, но на свадьбу никак не мог попасть. А вот Лампа ездила и подробно расписала. Она довольна. И сын тоже. А теперь такой занимательный поворот. Не тому в воспитанники отдал.

– Их дети – наши общие внуки. Нет смысла рвать друг другу глотки, не так ли?

– Хотя имощаги и управляются вождями-мужчинами, их имущество принадлежит женщинам, и дети наследуют клан матери.

– А по твоему Кодексу старший в роде по мужской линии получает все и недвижимость не делится.

Увы, иные обычаи обойти нельзя. До настоящего равноправия еще очень далеко. А дробить земельные участки теперь нельзя. В этом и смысл.

– Александр имеет защиту от туарегов, – быстрый взгляд с гордостью, в армии правоверных их не меньше трети, – он один из них, и признание остальных. Более того, императору будет принадлежать в качестве домена Тунис. Этот город, – он показал куда-то за спину, – пусть достанется Церкви. А светскому главе всей общины Чистых можно сесть и в другом месте. Или оставить ему в неделимое и непродаваемое владение, как пожелаешь.

Он смотрел внимательно, проверяя реакцию. Я молчал.

– Мавретан мне, Нумидия – Тодору. Тебе Сицилия. Она не менее, если не более населена и богата.

– Кроме того под боком урсы, и мне будет не до Африки. И до Александра далеко.

– Я собираюсь вторгнуться в Иберию, – сказал он как о чем-то совершенно обычном, житейском. – Для того и хочу поменять провинции.

Как минимум он должен был с Тодором договориться прежде. И нечто существенное предложить ему. Продемонстрированная уверенность означает согласие. Еще один старый друг, с готовностью сдающий. Возможно, в случае гражданской войны выступили бы совместно, но на любом обсуждении они были б в большинстве. Кому верить в этом мире?

– Через год-два. У меня осталось мало времени. В предсказания Марии я верю, они всегда сбывались. Так что особо влиять ни на нового императора, ни на то, что будет после меня, не смогу. Вряд ли парень отвергнет твои советы. А я хочу оставить след в истории! – внезапно повысил голос он. – Не одной строчкой где-то после тебя. Как добившийся успеха. Я хочу вырезать аперов до последнего! Эти нелюдские хари и их высокомерие поперек горла.

Эге, да здесь нечто личное. Явно старые счеты. Он ведь наемничал одно время. Мог и сталкиваться. Да и не любят в Мавретане зверомордых, мне ли не знать. Но ради этого он готов сжечь все достигнутое годами!

– Допустим, я соглашусь, а затем передумаю?

– Ты не станешь врать, – сказал Аннибал серьезно. – Каждый человек имеет свою цену. Одни мерят ее золотом, другие женщинами, третьи славой. Ты из породы, для которой важнее репутация и сохранение его дела. Прекрасно понимаешь, что братоубийственная война уничтожит едва оформившееся государство.

А и правда, ну зачем мне эти проблемы с недовольными и очередная межплеменная драка? Мне мало уже полученного и захваченного? Пусть строят новый прекрасный мир молодые. Вмешаться никогда не поздно.

– Мне не нужен хирограф[36] на пергаменте, – поставил жирную точку Аннибал. – Твоего слова достаточно.

– Тогда мы договорились, – сознательно выдержал паузу, прежде чем заговорить. – После общего собрания епископов я поставлю всех в известность о желании сложить полномочия как устаревшие после смерти Марии. И устроим самые честные из возможных выборов, из одного кандидата. А сейчас, – вставая, – где она лежит? Будь любезен, проводи, причем без этих, – показываю на толпящихся на пристани. – Коней пусть отдадут моей охране. Тебе опасаться нечего, не так ли? – И оскалился.