Post-scriptum (1982-2013) - Джейн Биркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама сказала мне, что он умер, и в моем мире настал безмолвный черный хаос. Серж умер, невозможно, страх, удар кулаком, все расплывается, но с отчетливостью кошмара. И в голове все время – не может быть, только не он, я зашла на Чейн-Роу, в наш дом, мы с ним призраки.
* * *
Мы сняли дом на время отпуска, совсем рядом с Чейн-Роу, там были Жак, Лу и Роман. Шарлотта не приехала, потому что ей надо было в Париже озвучивать «Спасибо, жизнь», а Серж писал музыку. Она ночевала у него, он мне вдруг позвонил в Лондон: «Угадай, кто ко мне приехал». Я ответила: «Кейт?» – а он сказал: «Шарлотта! Шарлотта хочет жить со мной, она всю жизнь мечтала о таком, как я».
Кажется, я была наверху, когда зазвонил телефон, или это Жак меня позвал, чтобы я взяла трубку? И мама сказала мне, что Серж умер. Мы с Жаком молча перемыли все тарелки в ожидании первого утреннего рейса. Я пошла пешком на Олд-Чёрч-стрит, к моим родителям, и несколько часов говорила с мамой, она сказала, что мне, может быть, надо зайти поздороваться с папой, он не ложится спать, хочет поговорить со мной о Серже. Я поднялась к нему, но он уснул, меня не дождавшись. Я обхватила его голову, как футболист, я его не разбудила, и я с ним не попрощалась. Я вылетела первым же рейсом с маленьким Романом, в Париже я сначала подумала, что, может, это неправда, потому что люди как ни в чем не бывало забирали свой багаж, потом я увидела Филиппа Леришома, который меня ждал, и тогда я поняла, что это правда, мы завезли Романа и поехали дальше, на улицу Вернёй, перед домом уже была толпа, люди начали петь «Javanaise». Фюльбер, слуга Сержа, впустил нас с Филиппом и протянул мне футляр от Картье, с бриллиантом, который Серж купил мне за два дня до этого. Я поднялась наверх, там были Бамбу, Шарлотта и Кейт, скорбно приникшие к Сержу. Шарлотта не хотела, чтобы его зарывали в землю, а потом согласилась, и мы с Бамбу, Жаклин и Филиппом Леришомом нашли место для Сержа на Монпарнасе, там, где похоронена его мать. Они несли Сержа по лестницам на улице Вернёй, я сделала так, чтобы дети этого не видели, уберегла их от этого зрелища, занавесив тряпками стекла кухонной двери. Его положили в ящик, и я побежала на улицу Ла-Тур за своей обезьянкой Манки, пристроила ее рядом с ним, Сержа увезли, и мы – Бамбу, Шарлотта, Кейт и я – поехали на улицу Ла-Тур, и все улеглись в мою кровать. Мой брат приехал прямо из Уэльса, чтобы попытаться найти что-нибудь на память для Шарлотты, которая говорила, что у нее только печальные воспоминания о Серже. Эндрю лег спать в подвале, а рано утром я услышала телефонный звонок, английский голос говорил: «Джейн, Джейн», это была Би, жена Эндрю, она сказала мне, что папа умер. Я разбудила Эндрю, чтобы сказать ему об этом, и мы уехали в Лондон. Эндрю остался с мамой, мы простились с отцом, и я вернулась в Париж, на похороны Сержа. На следующий день я вернулась, чтобы заниматься похоронами отца. Линда всегда говорила мне, что папа ей сказал: если он уйдет, он уведет Сержа.
* * *
Вчера вечером… Серж умер… Утром я задумалась, что он делал, в котором часу он улетел навсегда.
Я в своей гримерке с дорогими Филиппом и Габриэль. Мама велела выгравировать папино имя на скамье. Он тоже улетел, за два дня. О, что за сон, картина с небоскребами была в прихожей… папина. Я сказала Линде, что это единственная вещь, которую я хотела бы взять. Если мама… о, какая тоска, это был только сон? Я два раза звонила маме, просто чтобы проверить, она была очень веселая, она не растеряна, и голос у нее был не такой уж усталый… ну вот, у меня в голове все путается, до чего это дойдет…
Я стараюсь не думать. «Казино де Пари» великолепно. Старались подвести итог, не глядя на зал. О, Серж, я хотела, чтобы ты гордился. Сделать все, чтобы ты гордился мной. Странно, что это в последний раз, конечно, это неправда, но…
* * *
7 октября
Сегодня концерта нет, мне хочется выть от обездоленности. Я хочу Сержа, хочу прикасаться к нему, разговаривать с ним. Невыносимо, что его нет. Иногда это глуше, а потом как сейчас: остро и сильно. Желание с ним поговорить, и нет возможности общаться. Не понимаю, как жить дальше без папиных советов, без этой чудесной улыбки, зачем? Вечера проходят лучше, когда я во время концертов могу намеками поговорить о Серже. У меня ощущение, что я сделалась им, что он заставляет меня говорить за него, чтобы лучше его понять. Но слишком поздно для того, чтобы сказать ему о любви и нежности, каких я больше не узнаю, в этом я уверена. И ты, папа, лондонский дом без твоего обаяния. Как я могла тебя потерять, как тебя оживить? Я так боюсь, что перестану видеть твое лицо, или не так ясно. Что бы тебе хотелось, чтобы я сделала? Как смеяться? У тебя было чувство юмора, ты был насмешливый. Даже читать с тобой было так хорошо. Мне бы только этого и хотелось – читать тебе днем у окна, когда ты отдохнешь после обеда. Как весело! Дальше писать не буду, потому что от этого начинаю плакать, а teashop[144] – неподходящее место.
* * *
18 октября, после концерта, Иври. Письмо моему отцу
Дорогой папочка!
Я хочу видеть твою улыбку, не могу вынести мысли о том, что не увижу ее завтра, никогда больше не увижу. Ты умер семь месяцев назад, а я так хочу, чтобы ты был рядом, посмотри на меня, пожалуйста, и приснись мне сегодня ночью. Я так тебя люблю, на одно безумное мгновение я вообразила, что завтра ты будешь здесь, когда я проснусь, и мне стало так грустно, что я не могу уснуть. Я скучаю по тебе, вернись, пожалуйста, голосом, призраком. Каждый вечер я думаю о тебе, когда пою: «Я – вылитый папа».
А между песнями шепчу в темноте твое имя.
«Папа, дорогой мой папочка».
Нет больше ни красного пуловера, ни усмешки. Стройная фигура, радость, смех, сплошная нежность твоего устремленного