Волчья тропа - Бет Льюис

Я почти не ела в те дни, – времени не оставалось. Нужно было сбалансировать нож, чтобы он стал пригодным для метания. Тогда у меня появится шанс выбраться из грязи, в которой я барахталась столько лет.

На второй день такой работы руки начали кровоточить, однако я продолжала тереть рукоять о камень. Костяной пыли под валуном становилось все больше, а наросты на роге – все меньше. Я смотрела, как нож, мой единственный друг, которой прошел со мной весь путь и знал меня лучше всех, превращался в нечто новое, что подарит мне свободу вместо секретов. Чистый и сияющий, он был покрыт кровью, которую я пролила. Я пообещала ему, что остался один, последний раз, когда его клинок умоется в крови.

Дни шли, похожие друг на друга, как две капли воды. Небо синело, затем чернело, я спускалась к хижине и укладывалась спать на полу. Пальцы болели и кровоточили, а утром все начиналось снова.

Волк фыркал и скулил, а иногда и порыкивал, когда Пенелопа заговаривала со мной. Похоже, они заключили между собой шаткое перемирие. Он не пытался ее съесть, а она перестала вскрикивать каждый раз, когда он скалил зубы. Я чувствовала себя странно, когда сидела между этими двумя, потому что я была единственной, с кем они оба разговаривали. Никогда не видела, чтобы волки так себя вели. Во всяком случае, пока Волк был со мной, он ничего такого не вытворял. Интересно, это в нем вдруг пробудилось зло или в Пенелопе оно скрывалось с самого начала?

Я сидела на валуне, а волк свернулся калачиком у моих ног. Вдруг он глухо и яростно зарычал, отчего у меня кровь застыла в жилах. Я уж было подумала, что это Крегар, или Лайон, или вообще гризли. А появилась Пенелопа.

Она с трудом вышла из хижины, опираясь на палку. Щеки у нее порозовели, и она перестала выглядеть как труп. В руке она держала флягу.

– Спокойней, Волк, – сказала я. – Не ссорься с ней.

Но он не унимался. Стоял, прижимая уши, скалил зубы и рычал. Пенелопа застыла на месте. Ее глаза были полны страха, и я почувствовала себя виноватой. Я соскочила с валуна, сжимая в руке нож, и схватила волка за шкирку.

Он взвизгнул и перестал вести себя как дурак.

Было в Пенелопе что-то такое, отчего его дикая кровь закипала. Что видел он за ее золотистыми кудряшками и стройными ногами? Предупреждает ли Волк, чтобы я держалась подальше от Пенелопы, от Халвестона и от алфавита? Или чувствует секреты, которые она прячет, и предостерегает меня от опасности? Я начала вспоминать все, что Пенелопа рассказала мне об отце и его смерти. Складывала два и два, но четыре никак не выходило. А Волк, видать, уже семь раз отмерил, и я подозревала, что его подсчеты точнее моих.

Я взглянула Пенелопе в глаза. Не знаю, что я думала там увидеть, может, все те секреты, которые она прятала… Впрочем, если бы люди могли видеть чужие тайны, то я бы уже болталась на виселице в Генезисе вместе с моим спасителем.

– Тебе не стоило вставать, – сказала я, придерживая рычащего волка.

– Я уже целую неделю валяюсь, – ответила Пенелопа и, хромая, подошла поближе. – Я с ума сойду, если еще хоть минуту на дырки в крыше полюбуюсь.

Я сделала шаг навстречу, чтобы взять у нее флягу. Волк окончательно сбил меня с толку.

– Что случилось? – встревоженно нахмурившись, спросила Пенелопа.

Меня так и подмывало выложить ей все свои сомнения и увидеть, как она будет юлить, говорить умные слова и хлопать ресницами. Но мои руки покрывала костяная пыль, и сейчас мне больше всего хотелось продолжить работу – трудиться над ножом, пока он не станет идеальным. Нет, мисс, в эту игру мы поиграем в другой раз.

Я взяла флягу из ее рук и глотнула холодной воды.

– Ничего.

Пенелопа кивнула, и мне впервые стало неловко рядом с ней. Я этот момент навсегда запомню. Даже когда я стояла перед ней залитая кровью, я такого не чувствовала. Даже после того, как я ее из речки выловила, заставила раздеться догола, а потом доставала вопросами о ее мертвом папаше, все было по-другому.

– А что ты здесь делаешь? – спросила она. – Я тебя почти не вижу – уходишь с рассветом, появляешься ночью…

Я протянула ей нож со стертой рукоятью.

Ее лицо вспыхнуло, словно банка со светлячками. Пенелопа взяла нож, положила его на палец, как тогда, пару недель назад. Он немного покачался, задрожал и упал на землю.

– Почти! – сказала Пенелопа, а потом с трудом наклонилась и подняла его. – Еще чуть-чуть.

Я забрала у нее нож и почувствовала, как в груди поднимается теплая волна.

– Мне бы теперь потренироваться, – сказала я. Чем я и займусь. Я буду бросать нож целыми днями, пока не научусь всегда попадать в цель.

Пенелопа улыбнулась, и ее улыбка была искренней.

На следующий день я вышла из хижины до восхода солнца. Волк больше не спал под крышей – он уходил в лес и охотился или занимался еще какими-то волчьими делами. Утром я находила его спящим на крыльце или возле валуна. Наверное, обиделся, что я его за шкирку схватила. Больно было смотреть, как он от меня отдаляется, как будто я теряла частичку себя.

– Я больше не буду злиться, клянусь, – сказала я Пенелопе. – Научи меня.

Ей моя просьба не понравилась, но она все равно согласилась. Видать, решила, что так отплатит мне за биотики и за то, что ногу не пришлось отрезать. Хотя какая мне разница, почему.

Пенелопа вытащила из стены ржавый гвоздь и нацарапала на полу несколько букв. Когда она их писала, я вдруг поняла, что половину помню. В груди затрепетало, щеки порозовели, и я обнаружила, что скалюсь, как идиотка.

Радостно выдала ей буквы аж до середины алфавита, прежде чем запнулась.

Пенелопа растерялась, но потом помогла мне добраться до конца.

– Еще не все потеряно! – с улыбкой заявила она, и я чувствовала, что она права.

НОГА ПЕНЕЛОПЫ почти зажила, так что она могла ходить без палки, да и мой нож был готов – теперь он не падал с пальца. Волка я не видела с прошлой ночи, и когда он не появился утром, мне стало ужасно плохо. Мы были готовы двинуться в путь. И хотя уходить не хотелось – я бы лучше осталась и подождала, пока Волк простит меня и вернется, – мне было ясно: пока Пенелопа со мной, он не придет.

Никогда не думала, что придется выбирать между ними, и даже представить не могла, что выберу Пенелопу.

Я научилась читать свое имя, знала, как пишется «Волк», «дерево», «олень» и «Лайон». По словам моей наставницы, скоро мы перейдем к словам посложнее и даже научимся читать целые предложения. У меня в кишках завелся маленький червячок страха, и я никак не могла сосредоточиться на учебе.

Пенелопа уже достаточно окрепла, чтобы дойти до Халвестона, и начала приводить в порядок волосы и одежду. Я ей сказала, что люди в Халвестоне не обратят внимания, если на ней будет пара грязных пятен; даже наоборот, станут таращиться, если ты там такая чистенькая появишься. Когда мы придем в Халвестон, то быстренько побежим в контору, что дает разрешения, а потом я постучусь в дверь к своим родителям. Я не помнила, как они выглядят, но знала: они улыбнутся, когда увидят меня. Они засияют от радости, обнимут крепко-крепко, поцелуют и скажут, что больше никуда меня не отпустят.