Волчья тропа - Бет Льюис

В Халвестоне, городе наркотиков и алкоголя, грехов и грешников, золота и грязи, отбросы получали второй шанс. В маленьком желтом автобусе, вкопанном в землю, теперь выращивали бобы и разводили цыплят. Капот старого «Шевроле» превратился в гриль, на котором были призывно расставлены тарелки с ребрышками и кусками лепешек. Если честно, здесь я чувствовала себя практически дома.

Я никогда не любила людей, но обитатели Халвестона проходили мимо и шли дальше по своей дороге, по дороге между жизнью и смертью. Никого из них здесь уже не будет следующей весной. Никто не смотрел на меня, никто меня не искал. В этом городе можно легко сбежать от закона и исчезнуть, затерявшись среди изогнутых улочек или насыпав местному судье полный карман монет.

Я спросила у чумазой женщины, пропитанной самогоном, где найти доктора. Она промычала что-то невнятное, назвала меня «морячком», показала дорогу, а потом предложила прийти попозже, поразвлечься за хорошую цену. Я рассмеялась и пошла прочь. Меня раньше за парня никогда не принимали; что ж, отлично, может, меня никто и не узнает.

Гора обуви у дверей доктора поведала мне все, что нужно знать об этом городе. Смерть здесь такой же бизнес, как и жизнь. Ботинки стоили пару баксов, а детские, совсем маленькие, вообще можно было купить за монетку. Однако никто не хотел носить обувь мертвецов, хотя она почти ничего не стоила. Не зря говорят: ты успеешь пройти только пять шагов, а потом смерть подкрадется и похлопает по плечу. Впрочем, я сколько уже носила ботинки мертвеца, а она за мной так и не пришла. Видать, не хочет со мной связываться. А зачем? Я сама, добровольно, шла в руки к дьяволу.

Вдруг все мысли из головы разом выскочили. На стене, прямо над кучей обуви, наполовину залепленный плакатом с рекламой зубной пасты, висел мой портрет, нарисованный углем, а рядом – рожа Крегара.

Меня затрясло. А потом я поняла, что клей еще свежий, и кости превратились в сосульки. Я обернулась и окинула взглядом улицу – на каждом углу, на каждом фонарном столбе висели белые листы бумаги. Я крутилась и крутилась, и везде натыкалась на собственное лицо. Сосульки стали железными шипами, потому что в конце улицы, на невысоком холме, я увидела полицейский участок. Большой, из темного камня, а вокруг него, словно жуки, кружили полицейские в красных и черно-красных куртках. Казалось, над этим местом нависает темная туча, отчего лошади, привязанные у входа, беспокойно переступали с ноги на ногу и тихо ржали. Рядом с участком была тюрьма, и я не хотела бы оказаться ни там ни там.

Но если я сейчас повернусь и сбегу, Пенелопе придется отрезать ногу. Волк так бы и поступил, если бы кто-то из его стаи был ранен.

Я стояла у порога, словно яблоко, висящее на низкой ветке. Ноги не двигались – я не могла ступить ни шагу. Просто подходи и бери.

Парень, торговавший обувью, сложил товар и нырнул внутрь докторского дома. У меня не было времени задумываться, что он там забыл.

– Вы потерялись, мисс?

Я стремительно обернулась и увидела перед собой мужчину в темно-синем костюме, прям как из музея. На шее у него висели очки на цепочке, а зеленый жилет прикрывал брюшко, слишком большое для такого тощего типа. У него были тонкие усики с навощенными кончиками, черные резиновые сапоги, защищавшие брюки от грязи, и галстук, разрисованный танцующими птичками.

– Мисс, вы потерялись? – вновь спросил мужчина. Говорил он в нос, словно у него насморк.

– Я знаю, где я.

Я отступила, чтобы закрыть спиной рисунок на стене.

Видать, он заметил, что я вся на нервах, потому что покачал головой и представился:

– Простите, мисс, забыл представиться. Я Стенли, Стенли Билкер.

Он протянул мне руку – чистую, розовую и слишком мягкую. Я пожала ее, и на ладони остались грязные пятна. Он сказал что-то типа: «Эх!», достал белоснежный платок и вытерся.

– Мисс, похоже, вы тяжелой работы не боитесь. Верно?

– И что? – спросила я, начиная искать путь к отступлению.

– Хочу вам кое-что предложить. – Засунув руку в карман, он достал оттуда аккуратно сложенный кусок бумаги. – Такая девушка, как вы, – сильная, решительная и энергичная – определенно ищет подходящий участок.

У меня внутри все оборвалось.

– Так я могу вам его предложить! – Мужчина развернул бумажку и протянул мне. – За пятьдесят долларов вы получите землю, которая гарантированно стоит миллионы.

– Мне оно не надо, да и пятидесяти баксов у меня нет, – ответила я, отступая к двери докторского дома.

Стенли не сдавался и извлек из кармана еще один клочок бумаги.

– Тридцать долларов, и вы получите отличный участок у реки Каннат, на внутренней стороне излучины! – Потом он вытащил еще одну бумажку. – А вот за двадцать пять долларов, только на внешней.

– Я же говорю, мне оно не надо. – Я стояла на пороге, возвышаясь над маленьким человечком, и очень надеялась, что до него дойдет. Не хотелось вытягивать нож, чтобы он меня наконец услышал.

Стенли протянул мне руки, полные разрешений на добычу.

– Я вижу, что авансовый платеж вас смущает. Мы предлагаем гибкую систему оплаты. Пожалуйста, берите участок на реке Каннат прямо сейчас, не платя ни единого цента. А в конце месяца я вас навещу, и вы за платите мне двадцать процентов от вашего долга. Что может быть легче? Насколько я могу судить, вы достойны доверия и безусловно со мной рассчитаетесь, поэтому я и иду вам на уступки. Я бы не каждому такое предложил. Тут есть люди, которым за сезон и крупицы золота найти не удается, даже если земля так же богата, как моя, но вы…

Стенли все тараторил, и я прекратила волноваться, что он узнает меня на портрете. Он видел не лица, а ценники.

За моей спиной звякнул колокольчик, и дверь открылась. Стенли заткнулся. Высокий человек в длинном белом халате стоял в дверном проеме. Морщинистое лицо, но острые, зоркие глаза. Волосы того же цвета, что и халат, и короткая щетина на крепкой квадратной челюсти, похожей на стальную скобу.

– Здравствуйте, доктор, – сказал Стенли. – Мы тут с девушкой деловые вопросы решаем. Извините за беспокойство.

– Ничего мы не решаем, – резко оборвала я. – Мне ваши бумаги не нужны.

Доктор приподнял черно-белые брови.

– Слышал, Билкер? Отвали.

Навощенные усики дернулись, и Стенли сжал в кулаке аккуратные бумажки.

– Доктор, неблагоразумно в чужие дела вмешиваться.

Я заметила кобуру с револьвером у него на поясе и похолодела. Только перестрелки мне не хватало.

Доктор вышел из дверей, и мы со Стенли увидели, что вместо трости он опирается на двустволку.

– Мой порог, это тебе не рынок, – сказал доктор, и торговец побледнел. – Обделывай свои грязные делишки в другом месте.

Похоже, у них и без меня был повод друг друга не любить. Стенли запихнул бумажонки в карман и примирительно поднял руки.