Закон маузера - Валерий Большаков

Черноморский военный губернатор даже пообещал рабочим с семьями выстроить посёлок из двухэтажных домов, как то делали для своих нефтяников Нобели на «Вилла Петролиа» под Баку. Война войной, а жизнь жизнью.

И чего б тогда не работать?..

…В цеху было шумно и пыльно, но не слишком холодно.

Гудело пламя в печах-вагранках, а в самом тёмном углу разливали сталь, разбрасывая искры и огненные отсветы на стены.

Выли моторы, грохотал и шипел паровой пресс, оглушали стуком пневматические молотки, клепавшие броневые плиты, вспыхивала сварка. Работа кипела.

Авинов сразу узнал «свои» Т-12, хотя ничего, кроме сварных каркасов, танки собой пока не представляли.

Но эти наклоны и большие катки по борту… Они самые!

Поручик Комар возник перед Кириллом, как джинн из сказки.

— Здравия желаю, господин подполковник!

Кирилл козырнул.

— Здравствуйте, господин поручик. Сколько танков в работе?

— Пока три, господин подполковник.

Оглянувшись, инженер подозвал пожилого рабочего в синей засмальцованной робе.

— Это Михаил Семёнович, — представил его Комар, — занимается бронированием.

— Кирилл Антонович, — сказал Авинов, протягивая руку мастеровому.

Тот осторожно пожал её, уважительно, но с достоинством.

— Какие трудности, Михаил Семёнович? Помехи?

Рабочий подумал.

— Трудностей две, — сказал он неторопливо. — Карусельный станок американский мы ещё осенью получили. Установили буквально на днях, а нынче пробуем. Погоны под башни делать начнём только после Рождества, ежели по новому стилю. Ну каркас сготовить да броню наклепать — это несложно. Двигатель держит, зараза. Раньше весны не справимся. Нет, ежели кое-как слепить, то… Да не, срамиться неохота.

— А вы без спешки, Михаил Семёнович. Конечно, танки нам нужны уже сейчас, но добротные.

— Вот и я о том же. Пойдёмте, ваше высокоблагородие, башни покажу.

Мастеровой провёл Кирилла куда-то за ряд станков, к свету поближе, лившемуся из-за запылённых стёкол.

На уложенных брусьях покоились две цилиндрические башни, склёпанные из двухдюймовой катаной стали, с пустым «окном» на том месте, где встанет орудие (одни цапфенные приливы для люльки видны), с зияниями люков, с уже нахлобученным вентиляционным колпаком.

— Вот где ещё одна зараза! — похлопал Михаил Семёнович по командирской башенке с пятью смотровыми щелями. — Изнутри-то мы их прикроем стальными щитками, а защитные стёкла из чего делать? А перископ? У немаков-то «Карл Цейс» имеется, а у нас «дупель-пусто».

— Понятно, Михаил Семёнович, — кивнул Авинов, — будем думать.

В Ростов Кирилл вернулся лишь на следующий день, уже под вечер.

Устав не физически, а скорее морально, Авинов попарился в баньке, сгоняя утомление, да так в том преуспел, что его сомнение взяло: а заснёт ли он?

Дабы пригасить бодрость духа, подполковник решил прогуляться по вечерним улицам.

Естественно, Исаев с Саидом этому воспротивились, но Авинов надавил на них авторитетом.

Когда он вышел (с парабеллумом за поясом), начало темнеть.

Было холодно, но мороз не щипал щёк.

Кирилл шагал неторопливо, стараясь не оглядываться, — Кузьмич наверняка организовал охрану ненаглядного подполковника, и сейчас ему спину прикрывали как минимум трое-четверо.

Авинов улыбнулся. Ценные кадры!

Впереди кто-то брёл, наверное, тоже дышал воздухом.

И прохожий явно был молод — походка, хоть и расслабленная, но твёрдая, пружинистая даже.

Когда идущий впереди попал под свет уличного фонаря и оглянулся, Кирилл оказался в тени.

Он сразу узнал прохожего — по характерному родимому пятну, похожему на сердечко.

— Котов! Стоять.

Степан замер, напрягшись. В это мгновение он мог кинуться бежать, петляя, или выхватить револьвер.

— Ты у меня на мушке, и не только у меня, — спокойно проговорил Авинов, вынимая пистолет и накручивая глушитель. — Убивать тебя я не собираюсь, мне нужно с тобой поговорить. Обернись.

Котов медленно развернулся.

— Оружие есть?

— Есть, — не стал скрывать комсомолец.

— Ладно, оставь себе. Только не дёргайся, а то пристрелю ненароком.

— А чего это такое? — кивнул Степан на оружие, на него нацеленное.

— Пистолет с глушителем. Тихий хлопок — и ты труп. Поздно же, зачем людей будить зря?

Котов хмыкнул.

— Что ты хотел услышать, сволочь белогвардейская?

— А что ты мне можешь сказать нового, сволочь красноармейская? Про задание Троцкого? Так мне о нём известно. Могу даже поспорить, что нынче ты водишься с Егором Мурлычёвым из Донкома. Не отвечай, мне эти подробности не интересны.

— А что же тебе интересно? — процедил Степан.

Авинов усмехнулся.

— Мне интересно, отчего ты такой лопух. Комиссары дурят тебя, как хотят, а ты, словно глупый щенок, хвостом вертишь. Дадут тебе пинка, ты поскулишь немного — и обратно ноги хозяйские лизать.

У Котова желваки заиграли.

— Это всё, что ты хотел мне сказать?

— Нет, — спокойно ответил Кирилл. — Я не стану тебя переубеждать да перевоспитывать. Если ты не дурак, то сам поймёшь, за кем правда. Я о другом хотел тебе рассказать. Сейчас я выдам тебе одну тайну, которую тебе наверняка не раскрыл Лев Давидович. Знаешь, почему я так ему занадобился? Год назад, да больше, было мне… видение, что ли. Я узнал будущее лет на тридцать вперёд.

— И как там, при коммунизме? — развеселился Котов.

— Хреново. Ты зря смеёшься, всё, что мне было предсказано на семнадцатый год, — сбылось. А вот потом начались изменения. Ведь, зная, что случится, я мог сделать так, чтобы этого не произошло. Спас одного человека, помог другому, примирил Корнилова с Алексеевым — и пошло-поехало. Сейчас-то нас трудно победить, а если бы не то… видение, всё было бы иначе… В двадцатом красные победили бы. В тридцатом затеяли бы коллективизацию сельского хозяйства — то есть кулаков пересажали бы, отобрав скотину и дома, и у середняков поотбирали бы всё и согнали бы их вместе с беднотой в колхозы. Чтобы пахали, как крепостные. В тридцать седьмом всех верных ленинцев расстреляли бы, как врагов народа, или загнали бы в лагеря — лес валить, каналы копать, руду добывать… А потом бы началась самая страшная война…

— С кем? — не выдержал Котов.

— С немцами. На фронтах той войны сгинуло бы больше двадцати миллионов наших… Ведь Красная армия воевать не умела и не умеет, всё числом берёт.