Закон маузера - Валерий Большаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый Маршал Польши, Создатель возрождённого польского государства, Воскреситель Войска Польского и Воспитатель народа!
Под его бело-красным знаменем с гордым орлом Пястов мы уничтожим жалкие русские толпы, побьём хохлов и вернём утраченное, дабы раскинулась великая Польша от моря до моря!
«Замкнутая в границах шестнадцатого века, — пишет Великий Вождь, — отрезанная от Чёрного и Балтийского морей, лишённая земельных и ископаемых богатств юга и юго-востока, Россия могла бы легко перейти в состояние второсортной державы, неспособной серьёзно угрожать новообретённой независимости Польши.
Польша же, как самое большое и сильное из новых государств, могла бы легко обеспечить себе сферу влияния, которая простиралась бы от Финляндии до Кавказских гор!»
Газета «Приазовский край», Ростов-на-Дону:
Карлис Ульманис, тот самый, что объявил Лифляндскую губернию независимой Латвийской Республикой, как-то умудряется кланяться сразу двум господам — англичанам и немцам.
Ну с англичанами всё ясно — эти готовы на любые траты, лишь бы России гадость сделать.
Теперь же Карл Индрикович[76] договорился с Артуром Виннигом, германским уполномоченным в Прибалтике, чтобы Балтийский ландесвер, пронемецкое войско «Балтенланда», был объявлен вооружёнными силами «Латвийской Республики».
Правильно, где ж бесштанному «государству» взять армию?
Вот и зазывают немцев служить. Каждому добровольцу обещано латвийское гражданство (восхитительно!) и 100 моргенов земельного надела, если тот хотя бы четыре недели повоюет за суверенность Риги.
Нынче положение Ульманиса осложнилось ещё более: на призыв Лондона защитить латвийскую демократию откликнулась Варшава — теперь ещё и пилсудчикам кланяться?!
Поляки выдвинули на территории Виленской и Лифляндской губерний 4-ю армию генерала Станислава Шептицкого, Оперативную группу генерала Леонарда Скерского, 1-ю армию генерала Стефана Маевского и Резервную армию генерала Казимежа Соснковского.
Наша Западная армия под командованием генерала Маркова прочно удерживает позиции в Эстляндской губернии на линии Аренсбург — Пернов — Юрьев. С востока марковцев подпирает Северо-Западная армия генерала Родзянки.
Полубригада линкоров Балтийского флота («Императрица Мария», «Императрица Екатерина Великая», «Генерал Алексеев») стала полноценной 1-й бригадой, пополнившись новейшим линейным крейсером «Измаил». Базируясь в Ревеле и Мариенгамне, бригада готова к боевым действиям…
Котов ощущал непонятный упадок сил.
Движения его делались вялыми, сила чувств пригасла, сменившись тупым безразличием.
Всё время этого дурацкого разговора с белогвардейцем Степан готовился к броску, к уходу. Одно лишь мгновение — и он успел бы выхватить наган, но тот так и остался за голенищем сапога.
Беляк действительно не хотел стрелять.
Хотя мог — дуло его пистолета с толстым набалдашником глушителя глядело на комсомольца в упор, не шевелясь.
Твёрдая у этого Авинова рука…
Котов уныло выматерился — разбередила эта сволочь душу!
Главное заключалось в том, что он верил белому офицеру. Верил, и всё тут! Зачем ему врать?
Был бы тот сам на мушке у Степана, тогда понятно — помирать-то никому не любо, что угодно сбрешешь. А так…
В голове бедной будто угар какой, даже чадом вроде как попахивает…
Много правды было наговорено, куда больше того, что он был способен вынести без потерь для классового сознания и сговора с совестью.
Он что, сам не знал, что творилось в Кремле?
Не видел, как Троцкий с золотым пистолетом шляется да под охраной своих матросов, «кожаной сотни»?
А Свердлов со своими головорезами из автобоевого отряда?
Зачем настоящему коммунисту нужна свора гвардейцев?
А роскошнейший личный бронепоезд Льва Давидовича с царскими салон-вагонами? А сокровища, что нашли в сейфе у Якова Михайловича?
Как это сочетать с белогвардейцами, всё золото которых умещалось на погонах?
И как всё это уместить в одной бедной голове?!
…Котов не замечал, куда шёл, вот и выбрался по Николаевскому переулку на Казанскую.
Здесь горели фонари, а на углу светилось парой окон здание Первого Ростовского общества взаимного кредита.
В подвале этого банка ещё лет двадцать назад соорудили знаменитый «ростовский сейф» — целую комнату запечатали в панцирную коробку из особой стали, спрятали за бетонной стеною в метр толщиной.
Внутрь вела массивная дверь с дюжиной штырей и поворотным штурвалом, а в комнате-сейфе поместилось полторы тысячи касс для хранения драгоценностей.
Банкиры специально хвалились «ростовским сейфом», водили туда писак и любопытствующую публику — пусть, дескать, сами убедятся в несокрушимости, никаким «медвежатникам» не взять!
И люди понесли свои бриллианты и прочие побрякушки.
Впрочем, как раз кредитное общество Степана интересовало меньше всего. Другое было любопытно.
Прямо напротив банка располагался аптекарский магазин господина Шарфа, в подвале которого — или в смежном — строили печи для пекарни.
Котов пробыл в Ростове три дня, и всё это время к будущей пекарне подвозили на телегах кирпичи, брёвна, доски, а увозили накопанную землю.
Вот и нынче та же картина — подвода, полная выбранной глины, стояла у входа в подвал.
Вокруг суетились четверо довольно молодых типов, весьма отдалённо похожих на каменщиков.
И откуда можно было столько накопать? И зачем?
Кому надо так глубоко класть печи?
На месте ростовского градоначальника Котов давно бы заинтересовался загадочными «строителями», а ещё того лучше — заместителя бы своего прислал, осетина этого, Казбулата Икаева.
Тот бы живо всё вызнал!
Хоть сам Икаев был из казаков — войсковой старшина, — но любого сыскаря за пояс бы заткнул. Дар был у человека.
Степан стоял, сливаясь со стволом озябшего голого дерева, и наблюдал за подозрительной четвёркой.
Он и сам не слишком понимал, на что они ему сдались, но хоть интерес к жизни пробудился… И азарт есть.
Вот пара крепких битюгов напряглась и потянула тяжёлую подводу прочь.
Один из четвёрки с ней и отбыл, а трое чинно разошлись.
Вытерпев ещё немалое время, успев замёрзнуть, Котов двинулся к запертым дверям подвала.
Мощный амбарный замок его не испугал — в отрочестве он немало открыл таких. Надо же было знать, где у хозяина лавки шоколад лежал, а где он хранил папиросы…