Google для разбитых сердец - Эмма Гарсия

Разбитая, уничтоженная, я плетусь по улицам мимо битком набитых баров и ресторанов. Вот и набережная. Я опираюсь на парапет, смотрю на гладкую коричневую поверхность Темзы, вдыхаю солоноватый запах воды. Наверное, на дне реки хранится множество кошмарных тайн. Если извлечь их на свет, можно создать целый музей. Музей рухнувших надежд. Почетное место в нем заняли бы скелеты утопленниц, брошенных своими возлюбленными. И крошечные трупики детей, не нужных своим родителям. Как это грустно. Жизнь вообще невыносимо грустная штука. И невыносимо жестокая. Она обрекает человека на одиночество, и с этим невозможно примириться. Не вижу смысла сдерживать слезы. Здесь меня никто не видит, кроме подростков, катающихся на скейтбордах. Но им на меня плевать. Я слышу, как они жизнерадостно сквернословят. Мимо плывет прогулочный кораблик, украшенный красными и зелеными огнями, с него доносится музыка.

Я поворачиваюсь и бреду куда глаза глядят. В моей душе темно, как в доме с опущенными ставнями. Думать о том, что произошло, я не в состоянии. Все, на что я способна, – слушать собственные шаги, огибать углы, спускаться в подземные переходы, следить за сигналами светофоров и мотать головой, отказываясь от бесчисленных флаеров и рекламных приглашений. Я спускаюсь в метро и сажусь в поезд. Проезжаю пять остановок, поднимаюсь наверх. На улице идет мелкий дождь. Немного поблуждав в лабиринте убогих улиц, оказываюсь перед домом, где живет Макс.

Я жму на звонок до тех пор, пока дверь не щелкает, открываясь. Слава богу, Макс дома! Вхожу, вдыхаю запах влажной штукатурки и медленно поднимаюсь по каменной винтовой лестнице. Макс стоит в дверях. На нем джинсы, заношенные до ветхости, и старая футболка, которую точнее назвать древней.

– А, это ты, – говорит он с видимым облегчением.

Я молча стою в обшарпанной прихожей. В комнате работает телевизор, и до меня доносится голос футбольного комментатора, который то трагически падает, то ликующе возносится к небесам.

– Ты что, ждешь кого-нибудь? – наконец спрашиваю я.

– Нет… но иногда люди могут нагрянуть неожиданно.

– Люди?

– Ну да.

– Ты имеешь в виду, люди женского рода?

– Да. Или люди полицейского рода занятий.

Я упираюсь взглядом в его шею, мысленно разыгрывая детективные сценарии, допускающие визит полицейских в квартиру Макса. Он тем временем приглаживает волосы, одергивает футболку и вытирает руки о штаны.

– Что-нибудь случилось? – спрашивает он.

– Просто захотелось тебя увидеть, – отвечаю я.

– Здорово… что ты не стала сопротивляться этому желанию.

Мы снова погружаемся в молчание.

– Хочешь выпить?

Я киваю, точно ребенок, не умеющий говорить. Макс обнимает меня за плечи, и мы идем на крошечную кухоньку.

– Как настроение? – осведомляется Макс.

– Прекрасно… то есть не слишком.

Он пытливо смотрит мне в лицо, достает бутылку вина и открывает ее штопором в виде голой женщины. Пробка помещается между ее ногами. Макс с усилием сжимает эти ноги, потом отпускает, и пробка выскакивает.

– Отвратная штуковина, – замечаю я. – Бедная тетка. Будь она живой, оказалась бы на больничной койке.

– Будь она живой, была бы миллионершей, – подмигивает Макс и озирается по сторонам в поисках стаканов.

Не найдя ничего более подходящего, он наливает вино в фаянсовую кружечку и маленький кубок, больше напоминающий вазочку. Кружку он берет себе, а вазочку вручает мне. Я делаю маленький глоток. Вино красное, а я предпочитаю белое. Тем не менее пью с жадностью.

– И все же что случилось? – снова спрашивает Макс.

– Скажи, я мерзкая?

– Вопрос подразумевает один лишь ответ – категорическое отрицание. Если я скажу, что ты мерзкая, ты все равно мне не поверишь.

– Знаешь, я чувствую себя какой-то падалью… никому не нужным хламом. Протухшим яйцом.

– Любопытное сравнение. По крайней мере, не банальное.

– Да-да, именно протухшим яйцом, которое остается только грохнуть оземь или что-нибудь в этом роде.

– А по-моему, детка, яичко еще очень даже свеженькое и аппетитное, – ухмыляется Макс.

Лицо у него такое доброе, что я разражаюсь слезами. Он ставит кружку на стол, обнимает меня, и я утыкаюсь носом ему в грудь.

Мы смотрим второй тайм, пожирая еду из японского ресторана. Диван узкий, и я, привалившись к Максу, макаю роллы в сладкий соус. Дейв сидит у моих ног и задумчиво моргает.

Я ощущаю, как сердце Макса бьется у меня за спиной. Руки его ласково поглаживают мою шею, пальцы пахнут мылом. Его дыхание щекочет мне ухо и заставляет разлетаться волосы, на которых мерцают отсветы экрана. Рев болельщиков нарастает, и я чувствую, как напрягаются мускулы Макса.

– Паразиты! Не защита, а дерьмо! – вопит он, больно сжимая мое плечо.

Поразительно, как человека может волновать подобная ерунда. Матч заканчивается, и мы допиваем вино, сидя в кухне на полу. На меня наваливается страшная усталость, голова тяжелеет. Я закрываю распухшие от слез глаза и зеваю. Все-таки приятно сидеть, ощущая близость другого человека, тепло его кожи, движения мускулов, ритм сердца и дыхания. Такое чудесное забытое чувство. Когда сидишь вот так, странно думать, что ты никому не нужна. Я прильнула к груди Макса, вдыхаю табачно-мускусный запах, исходящий от его футболки. Грустные мысли улетучиваются, и в душе моей воцаряется мир.

– Вив. Уже поздно.

Я открываю глаза. Макс стоит на коленях у дивана. Телевизор выключен, поднос с остатками еды убран.

– Может, вызвать такси?

Я медленно сажусь, представляя одинокую поездку на такси на другой конец города, в пустую квартиру, которая встретит темнотой и молчанием. Передо мной лицо моего давнего друга, знакомая линия скул, темные брови, похожие на щетки для обуви. Не хочется никуда уходить.

– Не выгоняй меня, – прошу я.

– Оставайся, – разрешает Макс. – Я буду спать на диване.

– А мы не можем спать вместе, в твоей постели? Я имею в виду, именно спать, и ничего больше. Просто хочется, чтобы кто-то был рядом. Мне так одиноко, так паршиво, – канючу я.

– Вив, запомни раз и навсегда: ты можешь спать со мной когда угодно, где угодно и сколько угодно, – с улыбкой провозглашает Макс.

– И при этом никакого секса.

– На последнем условии я вовсе не настаиваю.

– Это очень любезно с твоей стороны.

Мы идем в спальню Макса. Он снимает с кровати покрывало и дает старую рубашку, в которой я могу спать.