Агент на передовой - Джон Ле Карре

* * *

Гай Браммел решил закатить первый мяч (его выражение), что не лишено смысла: он по первой профессии барристер, а в престижном Сент-Олбансе у него собственная команда по крикету. За прошедшие годы он не раз завлекал меня туда поиграть.

— Итак, Нат, — начинает он, как радушный хозяин, угощающий всех портвейном и фазаном. — Если я правильно понимаю, вы хотите нам сказать, что это просто неудачное совпадение. Вы классно играли в бадминтон с парнем, который оказался членом родственной службы и заодно русским шпионом. Начнём с самого начала? Как вы с ним познакомились… что, где, когда, со всеми подробностями.

И мы начинаем с самого начала. Точнее, я. Субботний вечер в Атлетическом клубе. Я наслаждаюсь послематчевым пивом с моим оппонентом-индийцем. Входят Элис с Эдом. Эд бросает мне вызов. Наша первая схватка. Недружественные замечания Эда в адрес его начальников; Мэрион и её копьеносец выслушивают это с повышенным вниманием. Наши первые пивные посиделки за Stammtisch. Его презрительные высказывания о Брексите и Трампе как о двух составляющих общего зла.

— И вы с ним соглашались, Нат? — спрашивает Браммел вполне дружелюбно.

— В меру. Он был против Брексита, как и я. И тогда, и сейчас. Как и большинство в этой комнате, полагаю, — заявляю я решительно.

— А Трамп? — не отстаёт от меня Браммел. — По поводу Трампа вы тоже были с ним согласны?

— Господи, Гай. Вот уж кого трудно назвать хитом сезона, вы не согласны? Это же настоящее ядро для сноса зданий.

Я оглядываюсь в поисках поддержки. Не получаю её, но не сдаюсь. Мою оплошку с Мойрой как-нибудь переживу. Я тёртый калач. В таких делах хорошо натренирован сам и агентов своих учил.

— По мнению Шэннона, если Трамп с Путиным объединятся, это будет дьявольский союз, — продолжаю я как ни в чём не бывало. — Все наезжают на Европу, и ему это не нравится. У него в голове гудит германский шмель.

— Итак, он бросает вам вызов. — Гай Браммел, остановив мои разглагольствования, возвращает меня к матчу. — У всех на виду. Он, видимо, как следует постарался, чтобы на вас выйти.

— В нашем клубе я чемпион в одиночном разряде. Он услышал про меня и захотел проверить себя в деле, — с достоинством отвечаю я.

— Разыскал вас и проехал через весь Лондон на велосипеде, чтобы посмотреть на вашу игру?

— Почему нет.

— Он бросил вызов вам. Не кому-то другому. Не индийцу, с которым вы только что сыграли. Именно вам.

— Если бы индиец меня победил, Шэннон, скорее всего, бросил бы вызов ему, — отвечаю я не вполне искренне, но что-то в тоне Гая мне не понравилось.

Мэрион протягивает ему листок бумаги. Он надевает очки и не спеша изучает.

— По словам вашего администратора в Атлетическом клубе, после того как Шэннон бросил вам вызов, кроме него больше вы ни с кем не играли. Вы стали парой. Справедливое утверждение?

— Парой мы не стали. Партнёрами.

— Ладно. Партнёрами.

— У нас уровень совпадал. Он играл честно, выигрывал и проигрывал с достоинством. Такие игроки большая редкость.

— Не сомневаюсь. Вы с ним ещё и закладывали.

— Преувеличение, Гай. Просто выпивали по кружке пива после игры.

— А играли вы каждую неделю, иногда по два раза, что довольно часто даже для вас, человека, помешанного на тренировках. И вы с ним, я так понимаю, беседовали.

— Да.

— Как долго вы трепались за пивом?

— Полчаса. Может, час. По настроению.

— Шестнадцать, восемнадцать часов в сумме? Двадцать? Или я загнул?

— Может, и двадцать. Какая разница?

— Он ведь самоучка, так?

— Не совсем. Окончил среднюю школу.

— Вы ему сказали, чем занимаетесь?

— Ещё чего!

— А что вы ему сказали?

— Впарил ему, что я бизнесмен. Вернулся из-за границы, ищу вакансию.

— И он, вы считаете, вам поверил?

— Особого любопытства он не проявил и про свою работу высказался не менее туманно. Массмедиа, без подробностей.

— Для вас это обычное дело — двадцать часов обсуждать политику с партнёром по бадминтону, который вдвое моложе вас?

— Если он хорошо играет и ему есть что сказать, то почему нет?

— Я спросил, обычное ли это для вас дело, а не почему вы это делаете. Я пытаюсь установить… простой вопрос: говорили ли вы в прошлом так много о политике с каким-то другим партнёром такого же возраста?

— Бывали такие, после игры мы пропускали по кружечке.

— Но не с такой регулярностью, с какой вы играли, выпивали и разговаривали с Эдвардом Шэнноном?

— Возможно.

— У вас ведь нет сына, насколько нам известно. Хотя вы много времени проводили за границей.

— Нет.

— А на стороне?

— И на стороне.

— Джо. — Браммел разворачивается к Джо Лавендеру, звезде службы внутренней безопасности. — У вас были вопросы.

* * *

Джо Лавендеру придётся подождать. Явился шекспировский посланник в образе второго копьеносца Мэрион, и с разрешения Гая он желает задать мне вопросы, только что поступившие из его службы от команды, занимающейся расследованием. Вопросы записаны на тонкой полоске бумаги, которую он держит между пальцев своих здоровых ручищ.

— Нат, во время своих неоднократных разговоров с Эдвардом Стэнли Шэнноном, — агрессивно начинает он, — вы были в курсе того, что его мать Элиза регулярно участвует в маршах и протестах и является активисткой-правозащитницей в борьбе за мир и прочие ценности?

— Нет, не был, — огрызаюсь я, чувствуя, как во мне поднимается желчь, несмотря на мои благие намерения.

— Ваша супруга, насколько нам известно, тоже является принципиальной защитницей базовых прав человека, уж извините. Это так?

— Да. Принципиальная защитница.

— Чему, я думаю, все со мной согласятся, мы можем только поаплодировать. Тогда позвольте спросить: знаете ли вы что-то о контактах или общении между Элизой Мэри Шэннон и вашей супругой?

— Насколько мне известно, никаких контактов или общения между ними не было.

— Благодарю.

— Не за что.

Посланник покидает комнату.

* * *

Последовал раунд разномастных вопросов и ответов, кто о чём, этакая общая потасовка, которую я помню смутно, но цель её сводилась к тому, чтобы «покрепче закрутить гайки в истории Ната», как доброжелательно выразился Браммел. Затем установилась тишина, и слово наконец-то взял Джо Лавендер. Его голос не оставляет следов. Ни социального, ни регионального колорита. Нечто бесприютное, заунывное, тягучее, гундосое.