Алмазная одиссея - Георгий Герцовский

Лим (хмуро). Или что-то.

Судя по видеоряду, катер петляет, то ускоряется, то замедляется – Вит управляет им вручную с помощью джойстика на приборной панели. Результатов нет – по-прежнему в зоне видимости ни астероидов, ни кораблей, на которых могли бы находиться живые существа.

Вит. Лим, ты определил, откуда исходит звук? Может быть, планета есть какая-то?

Лим. Нет, ни планет, ни астероидов, ни других крупных объектов.

Вит. А меня-то видишь?

Лим. Конечно, вижу. Камеры фиксируют, что ты внутри катера. Почему ты спросил?

Вит. Кто внутри, Лим?

Лим (напряженно). Ты внутри. Внутри катера. Что происходит?

Вит. Я внутри? Мое «я» – внутри? А твое – снаружи? Дивно как-то… Разве «я» может быть внутри или снаружи? Разве «я» вообще может быть?

Лим. Так… Мне это не нравится. Вит, я возвращаю катер. И валим отсюда, чувак. Эта красная пыль – наверняка какой-то наркотик. Десять миллиардов квадратных километров дури. Домой, Вит, на «Фобос».

Катер влетает в ангар, дезинфицируется, становится на парковку. Крыша-дверь катера поднимается. Он пуст.

Лим (в панике). Вит, что случилось? Где ты? Шшш-шшш… Как?! Шш-шш…

Слышен голос Вита, а камеры его скафандра передают красную метель.

Вит. Что ты шипишь?

Лим (радостно). Вит! Ты в порядке? У игреков это шипение вроде боевого клича или львиного рыка. Где ты?!

Вит. Где? Не знаю. Везде.

Лим. Как ты выбрался из катера?

Вит (задумчиво). Не знаю… (Радостно.) Вынуло как-то! Прямо сквозь дверь. Прекрасное ощущение. Посмотри, какая тут красота!!

На записи ничего, кроме алой сверкающей метели.

Лим. Ничего не видно.

Вит. Разве? Странно. А отсюда очень многое видно. Столько форм… Видов… Вот гаргалец, например. (Смеясь.) Какой-то неуправляемый. Ногами во все стороны машет, глаза выпучил… Эй! Гаргалец! Жалко, не знаю вашего языка. Смотри, какая телка! Платье с цветочками! В таких, наверное, в средние века ходили! Косичкаа, прикинь, Лим!

Лим. Вит, старайся все время говорить, не замолкай. Постараюсь тебя вытащить.

Вит. Вытащить? Это как? Кого? Тут хорошо! Тут родина! (Снова радостный смех.) Смотри, та, что в платье, думает, наверное, что цветы собирает… А ее при этом плавно кружит, будто снежинку.

Запись 53

В кают-компанию из общего коридора, ведущего в технические отделения корабля, входит Евграф. Но это не голограмма, а андроид. Сделан отлично, похож на настоящего, живого пацана лет двенадцати. Разве что в движениях порой заметна прерывистость, свойственная роботам.

Евграф. Я готов. (Голос такой же, как был у голограммы, чуть сиплый, мальчишеский.)

Лим. Отлично. Удачи.

Евграф выходит в коридор, ведущий к ангару.

Лим. Я не знаю, вернемся ли мы из экспедиции. Не знаю, смогу ли найти Вита. Все это пугает и расстраивает. (Пауза.) Но я принял следующее решение. Я создал андроида. Это уже не я – у него есть автономный модулятор, мощный компьютер и способность принимать независимые решения. Первым моим желанием было лететь в красную пропасть прямо на «Фобосе». Но возникло подозрение, что наркотик… или… в общем, та субстанция, которая атаковала Вита, вполне может навредить и мне. Так как я – биологическое существо. Поэтому решил создать андроида. Как уже говорилось, все, что происходит на борту корабля, записывается. Надеюсь, рано или поздно, эти записи попадут землянам. Вот почему я вслух даю разъяснения. Вот почему мы с Евграфом будем переговариваться вслух, хотя могли бы иначе обмениваться информацией. Здесь, за пределами Вторых Врат, течение времени иное, чем на Земле. Сейчас на родной планете Вита со времени старта корабля прошло уже двадцать восемь лет. И значит, вполне может быть, что программы «За стеклом иллюминатора» уже не существует. Да не только программы – у меня нет данных о том, что вообще сейчас происходит с Землей. Жива ли еще колыбель человечества? У людей есть прекрасная фраза – рукописи не горят. Будем надеяться, видеозаписи тоже.

Запись 54

Трансляция с борта катера, за рулем которого Евграф. Вновь вокруг лишь искрящаяся алая метель.

Лим. Видишь что-нибудь?

Евграф отвечает будто бы с ленцой, даже со скукой в голосе. Становится понятно, что он так говорит всегда. Если бы он был человеком, за эту манеру про него сказали бы, что его ничего не волнует и ничто не способно удивить.

Евграф. Нет. Ничего и никого. Хотя, по моим данным, сама эта красная пыль наполнена жизнью, но она размыта, не персонифицирована.

Лим. Хорошо, продолжай искать, а у меня возникла идея. Только не пропадай.

Евграф. Не собираюсь. Что за идея? Как понимаешь, у меня уйма времени – облететь всю эту историю я смогу не раньше чем часов за триста.

Лим. Мани – ты, разумеется, знаешь, кто это такой – не отправился с Витом в туманность. Хотя в последнее время никогда его не покидал.

Евграф. Ты обнаружил сгусток энергии?

Лим. Да. Уверен, это Мани. Он забился в угол в каюте Вита. Чего-то очень боится. Думаю, поэтому и не отправился с Витом.

Евграф. И ты придумал, как можно узнать, чего боится Мани и не поможет ли это Виту? Если тот еще жив.

Лим (категорично). Он жив. Уверен. Я чувствую это.

Евграф. Как понимаешь, я не такая тонкая организация, как игрек, а всего лишь андроид, созданный им, – поэтому мне такие таинства, как чувства, мало понятны. Итак, как ты собираешься допросить Мани?

Лим. Настроившись, я могу почувствовать то же, что он. Как было, когда Мани примчался сообщить об Идрисе. Но сейчас нам нужна более подробная информация.

Евграф (равнодушно). И как ты надеешься ее получить?

Лим. Когда Мани за мной прилетел, я увидел внутренним взором лицо Вита и почувствовал тревогу. Больше ничего – тревога и чувство, что надо спешно возвращаться. Но пока мы летели, я разработал систему общения с Мани. Он метался из угла в угол кают-компании – датчики корабля фиксировали быстрое перемещение сгустка энергии. В инфракрасном и ультрафиолетовом излучении пятно энергии было хорошо видно. Мне пришла идея спроецировать голографический экран с изображением родной звезды Мани – Лейтона. Он не сразу, но потянулся к ней. Замер. Дальше я стал задавать вопросы, а он – отвечать.

Евграф. Как ты задавал вопросы? Он уже научился понимать русский?

Лим. Видимо, да. Он же не расстается с Витом.

Евграф. И что дальше?