Лидия Русланова. Душа-певица - Сергей Михеенков

В 1976 году их разыщет филофонист В. П. Донцов. Запись продемонстрируют как сенсационную находку по телевидению в популярной передаче тех лет «Песня далёкая и близкая». Матрицы и запись реставрируют, и вскоре пластинка выйдет на фирме «Мелодия» огромным тиражом.

В 1940-е годы песня «Синий платочек» была особенно популярна и в народе, и среди певцов. Её исполняли, кроме Екатерины Юровской, Руслановой, и Михаил Гаркави, Вадим Козин[61], Изабелла Юрьева[62]. Как правило, каждый исполнитель либо брал свой вариант слов песни, либо исполнял вариант изменённый. К примеру, для Клавдии Шульженко[63] фронтовой корреспондент и поэт лейтенант Михаил Максимов написал совершенно оригинальный текст:

Вариант, который пела Клавдия Шульженко, нравился пулемётчикам. Да что там нравился, пулемётчики на фронте считали «Синий платочек» своей песней, которую написали о них и для них. Потому что в нём были такие слова: «Строчит пулемётчик за синий платочек, что был на плечах дорогих…» Это была песня эпохи. Она ходила в бой. Порой в буквальном смысле. Недавно мне довелось читать в Архиве Министерства обороны Российской Федерации в Подольске донесения штаба одной из дивизий 10-й армии. В августе 1943 года, когда началась Смоленско-Рославльская наступательная операция Западного фронта, один из командиров стрелковых рот повёл на штурм высоты своих солдат с криком: «За Родину! За синий платочек!» И рота ворвалась в немецкие окопы, отбила их и впоследствии удержала высоту до подхода основных сил.

Русланова снова возвысилась над всей этой разноголосицей, избрав самый, возможно, простой и даже простоватый вариант слов. Так она порой поступала с народными песнями — усекала текст до двух-трёх куплетов и оставляла самую суть. Краткость и простота, доступная пониманию каждого. Но в них было главное и самое дорогое для человека, которого либо уже разлучили, либо вот-вот разлучат с любимой и отправят в самое пекло. Мелодия вполне соответствовала словам — лёгкая, задушевная, как тогда говорили. И эта лёгкость снимала гнетущую тоску неизбежного, оставляла желанную надежду.

И снова наша «гвардии певица» колесила по фронтам, армиям, корпусам, дивизиям, батальонам и ротам. По госпиталям и дивизионам. Эскадрильям и полкам. Бригада оставалась в основном та же. И Гаркави всегда был рядом. Но теперь их объединяло лишь творчество.

Постепенно условия для фронтовых артистических бригад налаживались. Когда советские войска пошли на запад, фронты, армии и даже корпуса начали создавать свои ансамбли, оркестры, концертные бригады. Вскоре такая бригада появится и во 2-м гвардейском кавалерийском корпусе. Потом она перерастёт в ансамбль. Русланова иногда будет выступать вместе с этим боевым и талантливым коллективом. Совместное выступление состоится и в конце войны, в победные дни, в Берлине. Но всё это будет потом.

А пока она работала в прежнем режиме. К середине войны число её концертов перевалило уже за 500. Известно, что некоторые певцы и певицы после войны не без гордости говорили: «Да я все фронты исколесил(ла)! Почти пятьсот концертов дал(ла)!» Она эти 500 дала, когда впереди оставались ещё неотнятые у врага Белоруссия, Украина, Прибалтика, когда немцы ещё были полны решимости и надежд снова двинуть фронт на восток, к Москве, Ленинграду и Сталинграду.

Условия у всех артистов и бригад — теперь это не секрет — были разными. Лирический тенор Вадим Козин, к примеру, имел в своём распоряжении целый железнодорожный вагон, специально оборудованный для его концертной бригады. Со спальными местами. Со столовой. С умывальником и прочими удобствами. С отоплением.

«Гвардии певица» стойко, по-солдатски переносила все тяготы армейской жизни, давала концерт за концертом в самых неконцертных условиях.

Правды ради надо заметить, что время от времени Русланова навещала своих московских и ленинградских компаньонов по страстному увлечению, которое после войны чуть не погубит её, а именно художников и искусствоведов, торговцев антиквариатом. В блокадном Ленинграде не была. Слухи об этих её поездках с целью скупки у голодных ленинградцев картин и дорогого антиквариата — вздор, выдумка людей невежественных и злых. В Москве и Ленинграде, уже освобождённом от блокады, она порой гостила у друзей, отдыхала после концертных поездок на фронт.

Камушки и драгоценности она скупала машинально. Консультанты, к услугам которых она прибегала всякий раз, когда объявлялась ценная и редкая вещица, были людьми надёжными. Они дорожили своим ремеслом и держали язык за зубами. Да и комиссионные брали необременительные — не больше десяти процентов, что считалось обычным условием. Драгоценные камни не были её страстью. Ненадёжность рубля, страх перед очередной реформой и возможной потерей части денег — вот что заставляло хранить заработанное не в банке и не в рублях. Так делали многие.