Рус - Александр Васильевич Чернобровкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прошвырнулся с Хелги Стрелой по окрестностям, посмотрел, как идет сбор дани. Ничего необычного или опасного, унылая работа. Приплыли, прошлись по деревне, в которой в среднем двадцать домов, взяли с каждого по беличьей шкурке и отправились дальше. Никто не собирался воевать из-за такой ерунды. Мне это мероприятие быстро надоело, поэтому подался в уклонисты. Впрочем, желающих попутешествовать по Гардарике было много, так что меня не напрягали.
Я сделал спиннинг с деревянной катушкой, скрипучей и туговатой, блесны из старой бронзовой чаши, железные крючки-тройники, взял в деревне неподалеку у многодетной вдовы в аренду за половину улова лодку-однодревку и занялся более интересным для меня мероприятием – рыбалкой. Она на реке Алхаме и озере Илмерь славная. Хорошо берут щука и окунь. Один раз выхватил налима килограмма на два, чему очень удивился. Обычно эта рыба ловится на спиннинг в холодное время года. Наверное, блесна попала прямо в яму, где он отлеживался.
В начале октября вернулся из Хазарии первый караван. Почти все, что он привез, было разделено между викингами. Еще через восемь дней прибыли три драккара с желающими заработать двадцать пять марок серебра за год бездельничанья. После чего наши пять драккаров отправились во Фризию.
40
За время нашего отсутствия никто не нападал ни на Дорестад, ни на Утрехт, ни на остров Валхерен. Думаю, не потому, что так уж боялись Рерика Священника. Может, в Ютландии слышали о нем, но для многих викингов из Скандинавии он никто и звать его никак. Просто сейчас было много более легкой и богатой добычи на землях саксов и франков. Небольшие отряды нападали на маленькие поселения, большие – на крупные. Флот Сидрока, перезимовавшего в устье Сены, весной пополнился и, не решившись нападать на Париж, где его ждала армия Карда Лысого, отправился на Луару и разграбил Нант, Анжер, Самюр и Тур. Орлеан, по словам франкских купцов, спасла подошедшая королевская армия. Я представил, что было бы, если бы принял предложение Эриспоэ и остался служить ему.
Во время нашего похода погибло несколько викингов, которые получили от Рерика Священника феоды. Поскольку детей у большинства из них не было, деревни вернулись к великому конунгу. Пока он размышлял, как ими распорядиться, я подсуетился и попросил одну для его крестников, чтобы у каждого из них была своя, когда я погибну в бою, как положено викингу. Мои сыновья – его родственники, поэтому будут служить верой и правдой. Великий конунг согласился со мной и выделил такую же деревню, как первая, чтобы не обидеть одного из крестников.
Дар оказался не совсем халявным. В конце ноября в Утрехт вернулись наши купцы из Хедебю. Как и положено людям их профессии, не только торговали, но и шпионили, причем на обе стороны, иначе бы попали под пресс, административный и финансовый. Рерик Священник знал это, но не заморачивался. Главное, что и ему поступала важная информация. На этот раз купцы привезли весть, что заболел Хорик, нынешний великий конунг. У данов этот титул пока что номинальный. То есть великий конунг – это первый среди равных. Основное его занятие – администрирование территории данов: назначение ярлов, управлявших от его имени отдельными районами, сбор налогов, созыв ополчения, которым будет командовать, если подданные проголосуют за это, а могут и за другого, и придется подчиниться. Хорик был тем самым родственником Рерика Священника, который изгнал последнего из Ютландии. Как по мне, правильно сделал. Благодаря этому Рерик Священник, хотя и стал вассалом, получил более богатые владения и власть, которая не снилась датскому великому конунгу. Подозреваю, что, скажем так, некоторое ограничение свободы и заставляло Рерика Священника рваться на родину. Возможен и вариант обострения ностальгии.
На следующий день после прибытия купцов Рерик Священник прислал ко мне гонца с приказом срочно прибыть к нему. День был сырой, моросило как бы нехотя, но я весь промок, пока добрался до резиденции своего сеньора. Он сидел возле очага, который я бы назвал предком камина, потому что имел трубу, расширяющуюся книзу и нависающую над огнем, и играл в тафл с епископом Людгером. Жестом показал мне, чтобы я взял свободную табуретку и занял место рядом с ним. Ходил он быстро, как бы не думаю, но время от времени зависал надолго. Вот и сейчас. Почесав несколько раз густые, всклокоченные, светло-русые волосы на голове, вдохнул воздух, точно собирался нырнуть, и сделал довольно рискованный ход. Епископ Людгер отреагировал мгновенно, поверив, что противник лоханулся – и через три хода проиграл.
Рерик Священник радостно гыгыкнул, по-дружески хлопнул соперника по плечу и крикнул рабу – длинному тщедушному юноше, туловище которого колыхалось при ходьбе так, будто противостоит порывам ураганного ветра:
- Принеси вина! – после чего обратился ко мне: - Слушай, тут такое дело. Я собираюсь весной отправиться на войну с Хориком, вернуть свои исконные земли. Людгер вот советует договориться с Лотарем. Мало ли, как боги распорядятся. Вдруг не получится, а эти земли император может забрать, когда меня не будет. Ему не понравилось, что я все лето отсутствовал. Какая ему разница?! Наши все знают, что я здесь правлю, никто не нападет!
- Всякое может случиться, - возразил епископ Людгер и, перекрестившись, добавил: - На всё воля божья!
- Вот он и посоветовал направить тебя к королю Лотарю, чтобы ты договорился с ним. Сам знаешь, что надо сказать. Ты у нас мастер с королями разговаривать, - продолжил Рерик Священник.
- Истинный христианин, поэтому бог и помогает ему, - опять вставил епископ Людгер.
Ему рассказали, что я в походе читал викингам Библию, причем по несколько раз на каждом драккаре. Впечатленные услышанным или по каким-то другим причинам, несколько викингов после похода крестились. В их обращении в истинную веру заподозрили меня. После этого епископ проникся ко мне особой симпатией и даже перестал упрекать, что редко бываю в церкви. При каждой встрече он так меня нахваливал, что можно было подумать, соверши я еще пару таких подвижнических подвигов – и меня канонизируют.
41
Из крайнего левого рукава дельты Рейна мы перешли в реку Маас, поднялись по ней и свернули в правый приток Рур, а затем в