Птицедева - Светлана Гамаюнова

Я и Лотта тихо ахнули. Вот это новости, вот так развитие событий. Разговор принимал интересный оборот. С одной стороны – легче, а с другой – все так невероятно.

И Слава начал рассказывать, его как будто прорвало.

Как стать выживальщиком

Разве прикажешь травам,

чтоб не искали неба?

Поль Элюар

– Долго искал, думал, отыщется место, где смогу найти переход в свой мир. Вначале семь лет меня носило по этой стране. За эти семь лет я проделал путь, равный двум земным экваторам, исходил горы, леса, степи, пустыни. Я ловил змей, искал клады, собирал минералы, читал лекции в грязных милицейских дежурках. Мне приходилось ездить на крышах поездов, болеть лихорадкой и дизентерией, валяться в пыли, будучи укушенным змеями. Я рыбачил на Севане, изучал и разводил скорпионов, попадал в автомобильную катастрофу. Я дружил с пьяницами и диссидентами, спал со случайными женщинами и мечтал вернуться к своей Нежане. Понял только позже, что мой поиск вечен и обречен. Но я не только не нашел за эти семь лет то, что искал – я даже не нашел ответа на самый основной вопрос: «А что же я ищу?» Я только ощущал какую-то необъяснимую тягу, какую-то неуловимую власть чего-то, не имеющего даже своего названия, как компасная стрелка «ощущает» далекое притяжение магнитных полюсов. А может быть, аномалий…? Когда кончались силы в странствиях, уговаривал себя: а быть может он, этот переход – вон там, за этим хребтом? Потом осознал, что мой поиск сродни поиску себя. Что уже ищу не переход на свою планету, а просто так живу в дороге, на вокзале, в палатке, в горах, в пустыне. А может быть, его и нет вовсе на этой Земле, этого перехода? Понял: жизнь человека похожа на водный поток, плавный или бурный в зависимости от того, сколько в этом человеке внутренней энергии. В зависимости от его притязаний на жизнь и взаимоотношений с внешним миром. Но одна особенность неизбежна как в течении рек, так и в течении жизни. Это полная неизвестность того, что откроется впереди: порог ли, водопад, мель или крутой поворот русла. Сливаются притоки, переплетаются жизни людей. А часто бывает так, что за очередным крутым поворотом вдруг до боли отчетливо видишь совсем не то, что хотелось бы увидеть. И приходит время переоценивать ценности. Надо сделать выбор, остановиться, повернуть назад или опять идти в неизвестность. И ты вдруг ясно понимаешь, что весь твой предыдущий путь был неверным, что он завел в тупик, и ты уперся в скалу. На восьмой год жизни здесь я решил пересечь пустыню и попробовать себя в выживании. Пустыня, пустыня, она тогда была сродни моей душе! Как и мое любимое Мертвое море!

Мы слушали затаив дыхание.

– Еще не надоело? – спросил Слава.

– Хотим про пустыню, – сказали и я, и Катерина одновременно. Лоттин голос тоже стоило засчитать, так как она готова была слушать рассказы про путешествия сутками.

– Ты мне про тот свой поход не рассказывал, – сказала Катерина несколько обижено.

– Тогда я еще не стал профессиональным выживальщиком, так, аматер. Не такое уж и удачное начало. Многое было неправильно. Но тот поход был переломным. До этого я был просто скитальцем и искал путь, но после того перехода через пустыню решил, что зарабатывать себе на жизнь нужно тем, что лучше всего получается и тебе интересно.

Он пошел, подбросил в печку дрова и сказал:

– Только буду рассказывать без приукрашивания. В конце марта, как только солнце пробилось сквозь облака, мы вышли из Теджена и углубились в пустыню так, что исчез даже след цивилизации, и ни один посторонний звук не долетал до нас. Неделю мы шли по цветущей пустыне, вдыхая запахи шафранов и слушая тишину. Иногда попадались огромные лиловые цветы с запахом свежего дерьма. Они торчали прямо из земли. Шли 25 – 40 км в день, собирая клизмой воду с такыров, днем палимые солнцем, а по ночам трясущиеся от холода. Воду из такыров мы называли «съедобной глиной», в ней и варили черепах. В черепахах почти нечего есть, кроме огромной печени и яиц (желтки без белка). Мерой длины пройденного пути у нас был горизонт, который равнялся 12 км, потому что на ровной местности видимость дальше уходит под горизонт. В день проходили от 2-х до 3-х горизонтов. Наша палатка оказалась мало пригодной, так как по ночам она из-за отсутствия вентиляции превращалась в баню с холодным душем на голову и спальники, к тому же с поверхности мокрой палатки очень сильное испарение, что понижает температуру внутри нее. Мы пришли к выводу, что без пуховых спальников и двухслойной палатки нам в следующий раз не обойтись. Из-за холода мы не спали ночами, что также забирало массу энергии. Бывало, что вставать приходилось в 2 часа ночи и до утра согреваться у костра, а с первыми лучами солнца продолжать путь. Для костра использовали саксаул. Интересно, что на больших расстояниях от цивилизации встречаются настоящие леса из песчаной акации и саксаула, где деревья достигают 5 – 6 м высоты.Часто мы видели примитивные миражи – любая плоская поверхность, как, например, такыр, издалека выглядит водоемом с тростниковыми берегами, поскольку любая пустынная растительность по краям такыра воспринимается как желтый сухой тростник. Вот такая иллюзия!Есть хотелось очень. Расчет на подножные корма не оправдался. Черепах и змей было мало, так как весна в этих широтах запаздывала на месяц. К тому же, готовить черепаху в костре без воды невозможно, горит панцирь и мясо, пропитываясь горелой костью, непригодно к употреблению, а с водой тоже были серьезные сложности. Эксперимент с конденсацией воды из песка провалился. Мы не могли собрать ни капли, хотя песок был влажным. Вначале мы рассчитывали на воду, которую будем нести на себе, но оказалось, что с полным грузом мы не можем идти, потому что энергия для переноса 25 кг груза не восполняется тем количеством еды и воды, которое мы могли нести на себе. На будущее решили, что нам следовало строить расчет на сборе воды из такыров + аварийный запас.На седьмой день неожиданно нашли еду. Помню, как из-под куста саксаула на меня уставились чьи-то еще живые глаза. Оказалось, что это покалеченный, брошенный новорожденный козленок с перегрызенной пуповиной. Мне пришлось без сантиментов его убить, ободрать и сварить (очень хотелось кушать). Последующие дни я на ходу извлекал из мешка ножку козленка и обгладывал неструктуриванное мясо с остатками шерсти, отчего у моего спутника возникал рвотный рефлекс (он не то, что есть, даже видеть этого не мог). Сразу ему сказал: выживальщика из тебя не выйдет. Я, если совсем голод подопрет, буду есть дождевых червей и насекомых.Еще через десять дней пути мы, как всегда, проснулись от ночного холода и, выползая из палатки, чтобы развести костер, далеко на горизонте увидели слабое сияние. Это был ореол далекой цивилизации. На следующий день мы нагнали чабанов, которые сидели вокруг большого песчаного холма вперемешку с углями. Мы разговорились, чабаны вошли в наше положение и спросили, чего бы нам больше всего хотелось. Мы сказали: «Курить!», и нам выдали несколько пачек сигарет. Потом они разгребли песчаный холм и извлекли оттуда огромный хлеб диаметром 1,5 метра. Это был самый вкусный хлеб в моей жизни!Пустыня тогда выпила всю мою глупость, поглотила, как долгожданную влагу, я стал просто жить.Потом эта земля стала мне такой же родной. Я сросся с ее вздорными, неразумными детьми, которые могут писать: