Сто лет пути - Татьяна Устинова

— А как же Алексей Федорович и его участие в деле? Он ведь тоже депутат!

— Он член ЦК социал-демократической партии и на тайной сходке вполне может оказаться, так сказать, по праву. Это что касается внешней стороны вопроса, общественности и газет, если в них что-то просочится. Хотя мы сделаем все, чтоб не просочилось. А что касается внутренней, то есть самих господ революционеров, тут риск господина Алябьева куда как выше, и, уверяю вас, сейчас обдумывается специальное мероприятие по укрытию Алексея Федоровича от их мести.

— Не завидую я вам, — пробормотал Шаховской в сторону Алябьева.

— Много лет под ударом, — ответил тот совершенно будничным тоном. — Сказать, что привык, нельзя, конечно, но в нервическое состояние стараюсь не впадать.

— Никакого оружия с собой не берите, — продолжал министр. — При входе в дом вас непременно обыщут. Ценности якобы для передачи должны быть у вас в саквояже. Лучше ничего, кроме ценностей, в саквояж не класть, чтобы не затягивать время досмотра. Ежели ваш маскарад будет раскрыт, вся операция сорвется, не начавшись. Алексей Федорович с изменением внешности вам поможет. Он в таких делах толк знает.

— Я сам вполне… — начал Шаховской и замолчал, понимая, что возражать им не имеет смысла.

Они все решили давно и определенно. Ему отводится некая роль, которую он должен сыграть в точности так, как этого требуют от него знатоки тайных дел. Остальное не его забота.

Он был уверен, что его ждет некое приключение, мало того, что приключение, его поступок еще и благу людей послужит, которых он спасет от ужасной гибели, и отечества, спокойствие которого не будет разорвано взрывом на части. Теперь дело поворачивалось так, что он просто исполнитель чужой воли, как будто тоже тайный агент в парике и накладных усах, к тому же без оружия, без возможности принимать самостоятельные решения, зато с перспективой отсидки в камине!..

Ничего благородного и интересного не было в этой роли.

— Сейчас мы вернемся в мой кабинет, — сказал Столыпин, — как будто никуда и не отлучались. В случае непредвиденных обстоятельств вам протелефонирует Алексей Федорович, в этом нет ничего подозрительного. Надеюсь, вы понимаете, что успех предприятия почти целиком зависит от вас, князь. Я за своих молодцов ручаюсь, будут только самые проверенные и ловкие.

В неуютном кабинете с портретом государя, когда уже пришло время прощаться, министр вдруг проговорил задумчиво:

— Вот ведь какое дело получилось, Дмитрий Иванович. Заговор, смертоубийственное дело, а ответственность вся на вас, лице гражданском, да еще из Государственной думы. Ни наград не получите, ни славы, да еще и собой рискнете. Для меня, как для министра правительства, от Думы одни беспокойства и неудобства происходят, а вот поди ж ты!..

И замолчал, ни слова больше не прибавил.

— Ну, ты артист, Дмитрий Иванович, как есть артист!.. — Никоненко-Анискин покрутил головой туда-сюда и фыркнул. — Пропуск ему закажи, с Варварой ему побеседовать нужно! О чем беседовать-то собрался, а?..

— О жизни, — ответил Дмитрий Иванович безмятежно. Теперь, когда до Варвары было рукой подать, у него опять сделалось прекрасное настроение.

— О жизни-и-и, — протянул полковник, — во-он что! Ну, флаг те в руки, барабан на шею. Беседуй, благословляю.

— Спасибо.

— Чувствую я, завалишь ты мне всю работу. Вот прям чувствую!.. Узнал чего про бриллианты, про министров царского правительства, про кровопийц, которые бриллианты чашками туда-сюда таскали?

— Ничего не узнал. А ты про Бурлакова узнал что-нибудь? Или про отца убитого?

Никоненко вздохнул, подвинул на обитой железными полосами стойке поднос, взял с него салат капустный, покрутил и ткнул на прежнее место.

— Моя супруга утверждает, что осенью надо на капусту налегать, — сказал он с тоской. — Авитаминоз, мол, и всякое такое. А меня, веришь, от любого авитаминоза только куском колбасы можно спасти! Ну, еще яичницей-глазуньей погорячее! Вот почему, скажи ты мне, Дмитрий Иванович, во всех столовых еда всегда чуть теплая, а? Газу в стране не хватает? Погреть не на чем?..

Дмитрий Иванович ответа на этот вопрос не знал и от салата капустного тоже отказался. Ему хотелось повидаться уже с Варварой, понять, что именно он сказал не так, когда пригласил ее сходить «по делу» к полоумной старухе, которая что-то знает про бриллианты в чашке, а полковник, едва Дмитрий Иванович заглянул к нему в кабинет, объявил, что сейчас самое обеденное время и нужно идти в столовую. Пришлось покориться.

Столовая в неприметном сером здании на Петровке размещалась в подвале, и здесь густо пахло щами, гуляшом и табаком из курилки.

— Значит, с Бурлаковым следующая петрушка, — сказал Никоненко, когда они со своими подносами приткнулись за единственный свободный стол, весь в липких розовых кругах от стаканов с киселем. — Его деятельностью я не занимался, да и как?.. Никак. Он депутат, и правонарушений никаких за ним не числится. Портрет его фотографический гаврикам, которые ворота на Воздвиженке стерегут, ребята мои показали. Гаврики подтверждают со всей уверенностью, что, мол, частый был гость. Да он, как я понял, от знакомства с потерпевшим и не отказывался!..

— Не отказывался. Он сказал, что Ломейко знал, но лучше бы не знал. И еще какую-то ерунду про тех, кто меня прислал, и про его отца.

— Во, во! — Никоненко ложкой погрозил Дмитрию Ивановичу, как будто пальцем. — Про отца. Стало быть, папенька депутата Бурлакова Александра проживает в городе Иркутске и является военным пенсионером. Служил в ПВО, закончил службу в звании полковника.

— При чем тут отец Бурлакова, Игорь Владимирович?

— На всякий пожарный. Теперь отец Ломейко Павла, потерпевшего. Большой человек, рукой не достать. Куда там депутатам твоим!

— Что это значит?

— А то и значит! — Никоненко в два приема дохлебал щи, быстро вытер тарелку коркой хлеба и отправил корку в рот. — Торговые центры разнообразные, рынок стройматериалов на Дмитровке, гостиница в Болгарии. Все евонное.

Он так и сказал — «евонное».

— Бандит?

— Бизнесмен, — поправил Никоненко. — Какие нынче бандиты? Нынче все бандиты до одного перековались и стали законопослушными гражданами России. Только гопота мелкая осталась.

— То есть отец Ломейко бандит?

— Ох ты, господи! — умилился полковник. — Ох ты, ученая голова! Говорят тебе, бизнесмен. — И, взглянув на профессора, переменил тон: — За руку я его не ловил, в девяностых он не сидел. Правда, по делу Дмитровской ОПГ проходил свидетелем.

— Что такое ОПГ?

— Ученый, — повторил полковник с удовольствием, — где ты жил все эти годы, а? Не мальчик вроде, не вчера родился! ОПГ переводится как организованная преступная группировка. Человек со связями во всех слоях общества, понимаешь? Сына на работу определил именно он, договорился с каким-то там департаментом, то ли по музейному делу, то ли по охране памятников старины, как-то так. Только вакансия открылась, Павел Игоревич на нее сразу и припожаловал, хотя ребята мои узнали: в департаменте этом такой вой поднялся, когда его назначили-то! — И он опять погрозил профессору, на этот раз вилкой. — Вой, как я понимаю, именно из-за диссертации, которую ты ему защитить не дал. Нечист, мол, на руку соискатель хлебного места, диссертацию чужую попер, не надо бы его на Воздвиженку назначать, нехорошо. Слышь, Дмитрий Иванович, а тебе тогда не того?