Гуннора. Возлюбленная викинга - Юлия Крен

— Что же тут удивительного? Тут сохранились многие ремесла норманнов. Мы говорим на наречии франков, а думаем на языке норманнов.

— Но вы же христиане!

— После крещения не забываешь о том, кто ты и откуда. Мне кажется, ты видишь мир черно-белым, на самом же деле он сер, и нужно найти свой путь в этом сером тумане.

— Наш отец хотел перебраться в Нормандию, потому что тут чаще светит солнце! — возразила Гуннора.

— Конечно, но подумай вот о чем. Солнце тоже бывает разного цвета. Молочно-белое утром, желтое в полдень, багровое на закате. И как меняется мир от того, куда падают его лучи! Так меняются и люди.

Гуннора понимала это, просто не хотела признавать. Хотя пока она оставалась здесь, она была уверена, что когда-нибудь вернется в лес и станет сама себе хозяйкой.

Ричард часто бывал в разъездах, выполняя задачи, поставленные перед правителем: нужно было наносить визиты соседям, заботиться о том, чтобы вассалы сохраняли ему верность, обретать поддержку вне Руана. Но когда он возвращался в столицу, то сразу звал Гуннору к себе. Его страсть казалась неутолимой, и другие женщины беззлобно подшучивали над Гуннорой, зная, что герцог уже не впервые одержим какой-то девушкой. Они были уверены, что рано или поздно его интерес угаснет.

Гуннора не знала, желает ли этого. Ей не хотелось идти к нему в башню, и она убеждала себя, что ненавидит Ричарда, но стоило ему коснуться ее, как все заботы растворялись во тьме, даже ее самость куда-то пропадала. Так легко, так сладостно было позабыть, кто она такая, повиноваться предательским порывам тела. Иногда Гуннора чувствовала себя околдованной и думала, не наслал ли на нее кто-то злые чары, не подбросил ли ей руну «феу», руну перемен. Если написать ее наоборот, эта руна вызывала страстную любовь, заставляла людей утратить контроль над своим телом.

Уходя от него, Гуннора обещала себе: «В следующий раз я не буду держаться за него, как утопающая, не буду стонать от возбуждения, не буду вырывать ему волосы, наслаждаясь выражением страсти и похоти на его лице. Буду лежать под ним равнодушно и неподвижно, застыну, как лед».

Но руна «феу» была сильнее «исы». В присутствии Ричарда что-то пробуждалось в ней, то, что она и сама не могла объяснить, и какой-то голос кричал в ней: «Я молода, жизнь не кончена, я не древнее иссохшее дерево, ушедшее корнями в черную землю, я сочный зеленый лист, трепещущий на ветру, лист, озаренный лучами солнца. Я женщина. Я не должна все время сдерживаться, чтобы выжить, я могу дарить свое тело, чтобы обрести счастье».

Но эти противоречивые чувства Гунноре приходилось держать при себе. Ее сестры были еще слишком маленькими, чтобы обсуждать с ними такое, Матильда — слишком тактичной, чтобы вмешиваться в ее отношения с герцогом, а Ричард — слишком увлеченным ее телом, чтобы говорить с ней.

И только однажды вечером все было иначе. Когда Гуннора вошла в комнату, Ричард, нахмурившись, корпел над какими-то документами и не заметил ее. В комнате была служанка, которая принесла герцогу ужин и уже собиралась уходить, но Гуннора задержала ее.

— Ты что, не видишь, что огонь в камине погас? Разожги поленья.

Ричард молчал, пока служанка возилась с огнивом, но когда языки пламени заплясали в камине, а девушка вышла, он внимательно посмотрел на Гуннору.

— Ты говорила мне, что много лет провела в лесу. Но отдавать приказы ты уж точно научилась не там.

Гуннора удивленно уставилась на него. Она замечала, что многие в замке относятся к ней почтительно, а некоторые даже боятся, но раньше она полагала, что все дело в Матильде, покровительствовавшей ей, а не в ее характере.

— Ты говоришь так резко и уверенно, что все готовы тебе повиноваться. Кем были твои родители, что ты выросла такой гордой, такой благородной, такой властной?

— Этому я научилась не у родителей, — Гуннора опустила глаза. — Они были простыми трудолюбивыми людьми, не ярлами.

— Кто же тебя научил?

— Наверное, одиночество в лесу. Слова, которые там произносишь, имеют вес.

Он поднялся и подошел к ней, но не стал, как обычно, срывать с нее одежду.

— Иногда мне хочется, чтобы и мои советники поменьше говорили, а их слова имели вес, — задумчиво произнес он. — Но они всегда говорят так много, предупреждают меня об опасностях, а угрозы, о которых они разглагольствуют, бесчисленны, и так было всегда. Мой сосед, Тибо Плут, не собирается сдаваться, он все еще одержим мыслью завоевать мои земли. Сколько еще крови прольется? Сколько тел усеют мои луга? Сколько вдов и сирот будут оплакивать мужей и отцов?

Гунноре вспомнился берег моря, лужи крови, мертвые тела. Наверное, сейчас Ричард думал о том же. Его лицо было так печально.

Гуннора отстранилась.

— Соседи-франки никогда не примут тебя, — прошептала она. — Тебе не стоит молить их об уважении, нужно потребовать его силой.

— Но почему я до сих пор не добился этого? Я победил их войска, а они все смеются надо мной, называют сыном пирата.

— Они видят в тебе язычника, ты же хочешь считаться христианином. Возможно, в этом и состоит твоя слабость.

Ричард задумчиво посмотрел на нее.

— Когда я был молод, удержать мои земли мне помог король Дании Харальд — тогда он был еще только принцем. Он поспешил мне на помощь и сразился с войсками короля Людовика.

Когда Ричард заговорил о Дании, Гунноре вспомнились тамошние болота и леса, тоскливое море и дом, где они так мерзли, что у младших сестер синели пальцы на руках и ногах. Но что им было до холода и голода, если у печи сидела мама! Мама рассказывала ей о рунах, научила ее стойко принимать невзгоды и прилагать все усилия, чтобы защитить близких.

— О чем ты думаешь?

Она не могла рассказать ему об этом.

— Почему ты опять не обратишься за помощью к королю Харальду, чтобы он защитил твои границы? — спросила Гуннора, чтобы не отвечать на его вопрос.

Она подумала, что тогда сюда приедет много переселенцев из Дании, так много, что тому христианину всех их не перебить.

— Ну… Первым делом мне нужно посеять раздор между моими соседями. Если Жоффруа Анжуйский будет занят собственными проблемами, он не сможет помочь Тибо, чего тот добивается. Без союзников Тибо не осмелится на меня напасть.

Гунноре ничего не говорили эти имена, но она кивнула.

— Это хороший план, но прислушайся к моему совету. Пусть они не считают тебя христианином. Напомни им о том, что в твоих жилах течет кровь язычников. Они не должны тебя уважать, достаточно будет, чтобы они тебя боялись.

Ричард кивнул.

— Ты очень умная. Неужели одиночество в лесу научило тебя и тому, как вести политические интриги? Что ты делала до того, как попала в этот лес? Ты родом из Дании. Когда ты оставила родину, когда ступила на норманнские земли, где твои родители?