Будь моей - Лора Касишке

Я почти забыла о нем.

— В воскресенье возвращается Чад, — напомнил он. — После его приезда будет слишком поздно.

Чад.

В воскресенье.

Я почти забыла и о Чаде.

Я даже не ответила на его письмо. Упоминание его имени совершенно отрезвило меня, и я осторожно отодвинулась от Джона, с его возбужденным членом и жарким шепотом. Вдруг меня накрыло осознание абсурда происходящего. Абсурда, к которому примешивались стыд, отчаяние и безысходная тоска.

— Хорошо, — ответила я. — Прекрасно. Я ему скажу.

Брем вышел из-за угла коридора и подошел, когда я стояла перед дверью, отпирая кабинет. Со мной была моя студентка, Мериэн, исключенная за неуспеваемость по предмету «Введение в литературу». Она вырядилась в топ с таким глубоким вырезом, что невозможно было в него не пялиться, строя догадки насчет того, что скрывается под тканью. Выглядело это весьма эффектно, и, когда я увидела приближающегося Брема, меня охватило желание набросить на Мериэн покрывало, не давая ему возможности сравнить ее, ослепительно молодую, со мной.

Но он на нее вылупился.

Да и кто бы удержался?

Я отметила, как его глаза шарят по ее телу, и по венам у меня пробежала волна унижения — химическая, жидкая, пахнущая чистящими средствами и формальдегидом, — волна, в мгновение ока заставившая раскрыться все кожные поры.

— Эй! — окликнул он меня, глядя на нее.

Я вошла в кабинет, Мериэн следом за мной.

— Нам придется перенести разговор на более позднее время, — обратилась я к нему, закрывая дверь.

— Та-ак, — протянул Брем, когда чуть позже мы встретились в кафе. — Мне что, действительно запрещается заходить в твой кабинет?

— Не запрещается, просто это вызывает проблемы. У меня встречи со студентами. А при виде тебя…

— Это сбивает тебя с толку? — Его рука на миг замерла над пластиковым стаканчиком, из чего я вывела, что он, вероятно, ожидает подтверждения. Этим вопросом он намеревался определить границы своей власти надо мной.

— Это, несомненно, сбивает меня с толку.

— Ну, я вовсе не хочу сбивать тебя с толку на работе. — Он протянул руку через стол, пробежал пальцами по моему запястью. — Но во всех остальных местах я желаю сбивать тебя с толку.

Я отдернула руку и огляделась. В кафе было практически пусто, но за соседним столом сидел Дерек Хенг. И он смотрел на меня. Он не посещал занятий с тех пор, как мы обсуждали первое действие «Гамлета», когда он спросил, какой смысл в чтении произведения, если его невозможно понять.

Дерек как-то неопределенно кивнул мне. Я ответила ему таким же кивком.

Повернулась обратно к Брему.

Он смотрел на меня. Дымчатая темнота. А в глубине радужной оболочки какое-то тление. Я почувствовала, как на шее забилась жилка. Прикоснулась к ней, открыла рот, чтобы ответить ему, но в этот момент что-то плюхнулось на стол. Шершень? Нечто жужжащее и золотистое. Я резко отодвинулась вместе со стулом, а оно побежало через липкое пятно, подсыхающее на столе. Брем взмахнул рукой, и оно устремилось прочь, издавая приглушенный звук крошечного будильника.

Я снова подняла на него глаза:

— Можешь прийти ко мне домой?

— Конечно, — ответил он, все так же пристально, не моргая, глядя на меня. — Я приду к тебе домой, детка. А ты уверена, что твой муж на нас не наткнется?

— Не наткнется.

— Хорошо.

Брем проводил меня до кабинета. Когда мы вместе пришли на кафедру, Бет приподняла брови, но затем отвернулась к компьютеру, на экране которого выстроились ряды треф и червей.

Я закрыла за нами дверь. Брем обошел помещение, притрагиваясь к моим вещам.

Поднял фотографию Чада и разглядывал ее так долго и внимательно, что мне захотелось вырвать снимок у него из рук. Но я этого не сделала. Позволила ему рассматривать ее в свое удовольствие, только сама заглянула ему через плечо. На фотографии Чаду было одиннадцать лет, он стоял на поле в спортивной майке и зеленой бейсболке, улыбаясь широкой ослепительной улыбкой. Рассматривая эту фотографию, я всегда говорила себе, что на ней запечатлен один из последних дней его детства. Позже он, как и все мы, научился скрывать свой мальчишеский энтузиазм от окружающего мира, особенно от объектива фотокамеры. Среди снимков последующих лет не было ни одного, на котором на его лице не играла бы ироническая и чуть самодовольная усмешка. И выражение лица говорило: «Да, это я, и я улыбаюсь, ну и что?»

Брем мягко поставил фотографию в узкой латунной рамке обратно на стол и взял в руки фотографию Джона. Он изучал ее не больше секунды, усмехнулся и положил на стол изображением вниз. Повернулся ко мне, положил руки мне на талию и притянул к себе.

— Ты теперь моя, — сказал он, глубоко проникая языком в мой рот, опрокидывая меня на поверхность стола, и телом раздвигая мне ноги.

Пальцами одной руки сдвинул в сторону мои трусики, другой вытащил из джинсов член и глубоко вошел в меня. Я старалась заглушить свои всхлипы и шумное дыхание, уткнувшись в его плечо, но сам он стонал так громко, что, думаю, их слышала не только Бет, но и каждый, кто проходил мимо.

Я не пыталась его остановить. Мы оба быстро кончили. Он отступил от меня, в расстегнутых брюках, с намокшими подмышками. Губы его раскрылись, а глаза сузились:

— Не забудь. Вся моя. — Он застегнул на брюках молнию, заправил рубашку и ушел.

Я долго сидела за столом, не осмеливаясь выйти из кабинета. Я ждала, пока, по моим предположениям, настанет время ланча и Бет уйдет на час. Мне хотелось посмотреться в зеркало в туалете до того, как меня кто-нибудь увидит.

Из дамской комнаты, где я провела немало времени, разглядывая в большом, до полу, зеркале свое отражение, я спустилась в кафе. Издалека заметила Гарретта и окликнула его, но он не обернулся. Вдруг за спиной раздался голос Сью:

— Эй, подруга!

Оказалось, она с чашкой в руке стоит за мной в каком-нибудь полуметре. На ней было синее платье, перетянутое на талии широким желто-коричневым поясом. Она улыбалась.

— Сью! — воскликнула я.

Я подумала, что ее прямо не узнать — отдохнувшая, посвежевшая. Сделала новую стрижку. Мелкие кудряшки на лбу придавали ей вид озорной девчонки.

— Сью, ты прекрасно выглядишь! — сказала я.

— Я и чувствую себя прекрасно, — отозвалась она.

— Ты выглядишь лучше, чем когда-либо, — заметила я. — Прямо сияешь.

— Ну а как ты, Шерри?

— У меня тоже все хорошо, — ответила я и вдруг ощутила прилив стыда. Она ведь знала обо мне все, и самое ужасное, что я сама по глупости все ей рассказала. Теперь я мечтала забрать обратно свои слова, наврать, что я все выдумала и никаких отношений с Бремом у меня нет. Что это шутка, розыгрыш. Что в действительности ничего такого не было.