Группа эскорта - Дмитрий Володихин

And bring him to the ground…

«Another One Bites The Dust», Queen

…To и дело спотыкаемся о гниющую плоть мутантов. Темно, хоть выколи глаз.

Два светлых пятна, остальное — черные силуэты деревьев, наклеенные на черный картон ночи. Первое светлое пятно это вроде облачко лунного света, размазанное по тучам. А вот насчет второго лучше не спрашивайте меня, недоучку. В упор не помню, какая аномалия испускает романтическое голубое сияние.

Рядом с ней бы прогуливаться под ручку с Юсси… то есть с Галкой. Метров тридцать туда, поцелуй под фонариком, метров тридцать обратно…

За спиной — громада Бункера, точно угольная куча.

Со всего поля битвы, недовольно крича, поднимаются вороны. Поднимаются, крыльями хлопают вяло — обожрались, едва-едва отрываются от земли… Ба! Да тут их не меньше сотни! И все спокойно ужинали, пока мы их не спугнули… Всем хватало еды…

В отдалении тарахтит на холостом ходу вертолет. Среди ночи пилот не рискнул садиться в таком месте. Мы гуськом идем на шум.

Как спа-а-ать хочется, Господи. Сколько же я спал-то? Сущую ерунду. Ведь темень еще!

— И во сколько завтрак? — спрашиваю я спины военсталкеров.

— Это одному тебе, герою, завтрак подали. В полтретьего ночи! По личному распоряжению Озёрского. Как представителю гражданского населения. Остальным сухпай достался, — мрачно откликнулся Малышев, не поворачивая головы.

— Но ты уже целых полчаса как ни хрена не гражданское население! — с шальным весельем откомментировал капитан.

Машинально спрашиваю:

— А кто же я теперь?

— Запланированные потери, — отвечает.

Садимся.

Пробирает сушняк, трубы горят. Делаю пару глотков из фляжки и вижу, как Малышев хлопает себя по разгрузке, пытаясь сделать то же самое.

Оказывается, свою фляжку он забыл.

Протягиваю ему свою.

Не брезгует, берет, как миленький.

— У тебя, очевидно, вертится на языке вопрос, — обращается ко мне Гетьманов.

— А? Да… Вот ты у меня допытывался насчет…

— …французского языка, верно?

— Ага.

А сам думаю: да потом, в сущности, разберемся, французский там, турецкий или марсианский. А сейчас вздремнуть бы — сколько мы там минут летим до места? Минут надцать.

— Во-первых, в настоящий момент я для тебя являюсь вышестоящим лицом, изволь обращаться ко мне на «вы». Это ясно?

Да что же они тут все такие заводные…

— Так точно. Только устав обязывает всех военнослужащих обращаться друг к другу на «вы», вне зависимости от звания и должности. Это ясно?

Военталкеры сдавленно хихикают. Знать, любят они Гетьманова Павла Готлибовича глубоко и нежно.

Гетьманов озадаченно молчит несколько секунд, а потом заявляет:

— Это боевой выход в Зону Отчуждения, а ты новичок. А потому для всех будет лучше, если ты будешь беспрекословно выполнять мои приказы.

Тут он, в общем, прав. Без дураков. Прикиньте, ребята: по сути, он тут для всех нас — один-единственный ведущий. Потому что в группе никто, кроме него, не знает Зону как надо.

— Так точно, — говорю. — Я понимаю.

— Вот и ладушки, — сразу повеселел Гетьманов. — А теперь насчет французского языка…

Охранники вырубились в ту же минуту, как и положено нормальным военным людям. Им весь этот вертолетный шум — до звезды, главное — покемарить чуток. Гляжу на них с завистью. Мне еще расти и расти!

Ладно, что он там лепит насчет французского языка?

— Вы… ты понимаешь, что такое внебюджетное финансирование?

«Вы»? «Ты»? Я посмотрел на него внимательно, и он засмущался.

Только сейчас, ребята, я врубился: а ведь это кабинетный ученый, который изо всех сил старается выглядеть крутым начальником, поскольку боится, что его, книжного дядьку, закопанного в цифры, теории и экспериментальные препараты, просто не будут воспринимать всерьез. С ним, пожалуй, и помягче можно.

— Павел Готлибович… давайте на «вы». Как принято в академическом сообществе. Я ведь бывший эс-эн-эс одного провинциального музея…

Он заулыбался, как ребенок. Теперь ему всё понятно. Теперь ему легче стало. Тянет руку, а после того, как я ее пожимаю, мне и самому становится спокойнее. Хорошо, когда рядом с тобой ученый, родная душа, а не жадный злобный упырь!

— А про бюджетное финансирование я так понимаю: это когда днем водят экскурсии и устраивают публичные лекции, а вечером по секрету от большого начальства отдают залы под корпоративную пьянку. И никуда не денешься. Государство дает копейки, на них никто не проживет. Главное, даже не себе в карман, а тупо — на ремонт, скажем, или на освещение нормальное, или на самый простой инвентарь.

— Вот-вот! — оживился Гетьманов. — Вот-вот! Правильно! Государство дает копейки. У нас в Бункере под одной крышей официально находятся аж три учреждения: Центр аномальной активности — от России, Припятский филиал Черниговского института прикладной ксенобиологии — от Украины и Экспериментальная лаборатория энергетических феноменов Зоны Отчуждения — от Белоруссии. Мы сидим на будущем, купаемся в будущем, творим будущее! У нас каждый опыт может привести к появлению нового направления в науке или технике! Да те же немцы делают сейчас миллиарды на том, что вовремя прочитали статью Озёрского в университетском вестнике, понимаете? В задрипанном издании тиражом пятьсот экземпляров. Мы способны давать те же миллиарды нашим странам — я не шучу и не преувеличиваю! Да мы уже кое-что и дали, собственно… Но… но вы же понимаете, какие там, — он показал пальцем куда-то наверх, — какие там долболобы! Какие чугунные задницы!

— О, это я как раз очень хорошо знаю и понимаю!

Ну да, ведь это как раз те чугунные задницы, которые угробили наш музей. Низкий поклон зажравшимся индюкам. Всех знаем поименно. Отдельный поклон министру культуры.

— Бункер нищ, как Иов. Украина платит зарплату двоим сотрудникам. Белоруссия — троим, да еще иногда доставляет мебель, стекляшки кое-какие, реактивы. За всё остальное платит Россия. И платит она неохотно. Вы понимаете? Оттуда, — он опять показал пальцем в потолок вертолета, — никто не прилетит сняться на камеру прямо в Зоне. А им больше ничего не надо, только деньги и пиар, вы понимаете? Стало быть, инвестиции будут резать, и даже то, что нам дают, не сохранится. — Он безнадежно махнул рукой.

Киваю. Да чего ж тут не понимать? Давно так. Не помню, было ли когда-нибудь иначе. При мне вот не было. Хотя, говорят, раньше…

Да, ладно, ясно же: если хочешь сделать что-нибудь полезное для науки или для культуры, не проси помощи у начальства. Лучше сделай так, чтобы оно тебя не замечало. Иначе обязательно придет и всё испортит.

— В общем, у Геннадия Владимировича есть обширные знакомства в среде зарубежных ученых и модерн-антикваров. Мы им за скромную плату устраиваем экспедиции по Зоне. Это не вполне легально, но… Вы только поймите правильно, мы же не в свой карман, нам же на технику нужно, на снаряжение…