Перо динозавра - Сиссель-Йо Газан

Дело кончилось тем, что она отругала Лили. Не очень громко, но достаточно для того, чтобы одна из нянечек подошла к девочке и предложила помочь ей одеться. Лили перестала плакать и робко посмотрела на маму. Они взялись за руки, прошли по тропинке, вышли через калитку и направились к своему подъезду через парк. Анна пообещала себе не ругать Лили больше никогда. Дома они включили «Телепузиков» и Анна глубоко заснула, сидя рядом с Лили, а когда проснулась, девочки в комнате не было. Анна нашла ее в детской, где Лили варила еду из бус.

— Я хочу к бабушке, — сказала она, когда Анна просунула голову в дверь. Она присела на корточки и попыталась прижать Лили к себе.

— Нет, солнышко, — неуверенно сказала она. — Ты будешь со мной. Ты будешь с мамой.

— Я люблю бабушку.

Лили отвернулась и продолжила готовить. У нее было хорошее настроение. Она что-то лепетала, перекладывала бусы из одной миски в другую и приправляла блюда парой каштанов и четырьмя маленькими свечками для торта. Анна вышла в кухню, пытаясь не расплакаться, и приготовила ужин. Омлет с сыром и беконом и салат из свежих овощей. Для Лили она сварила еще горошек и морковку. Пока они ужинали, все было очень мило. Лили поначалу не хотела есть и подставляла щеку, когда Анна пыталась ее накормить, но потом Анна начала играть с ней в то, что вилка живая, и каждый раз, когда Лили ее кусала, вилка громко взвизгивала и пряталась за пакетом молока. Здесь она скрывалась, выглядывая иногда, и ужасно пугалась одного вида Лили и ее полного зубов рта. Лили смеялась до слез. На какое-то время гармония между ними была восстановлена. Потом вдруг оказалось, что уже поздно, Лили терла глаза, и ее ничто не радовало. У Анны ушло сорок пять минут, чтобы уложить ее. Они читали книжки, у Лили слипались глаза и плыл взгляд, но она все-таки не хотела засыпать, когда Анна наконец выключила свет.

— Я не хочу, — громко сказала она и все поднималась и поднималась в кровати.

В конце концов Анне пришлось прижать ее к матрасу и так удерживать. Сперва Лили кричала и пиналась ногами, но потом заснула.

Анна стояла в темноте в кухне, прижавшись к кухонному столу. Ей были видны освещенные окна квартир по всему кварталу. Казалось, в каждой из них тепло, жизнь и добрая компания.

Зазвонил телефон. Она прошла через всю квартиру и сняла трубку. Звонила Сесилье, которая хотела узнать, все ли нормально, как Лили, в хорошем ли она настроении, поняла ли она, что забыла своего медведя.

— Зачем ты проколола ей уши? — спросила Анна.

Наступила тишина.

— Ты проколола ей уши, не посоветовавшись со мной, — повторила Анна, на этот раз чуть громче.

— Ну извини, пожалуйста, — искренне сказала Сесилье. — Я не думала, что ты имеешь что-то против. Разве мы об этом не говорили? Мне кажется, ты сказала, что тебе это нравится. Что это очень мило выглядит на маленьких девочках.

— Мама, ты могла меня спросить, — сказала Анна.

— Да, конечно, ты права. Прости, моя хорошая. Ну правда. Прости меня.

— Дырочки не могут воспалиться? — спросила Анна.

— Они немножко покраснели в первый день, но это быстро прошло. Я их промывала хлоргексидином.

— Спокойной ночи, мама, — сказала Анна и положила трубку.

Была половина девятого, она чувствовала, как у нее закипает кровь.

Без пятнадцати девять Анна позвонила в дверь соседям снизу, у которых была дочь одного с Лили возраста. Лене открыла дверь. Да, конечно, без проблем, они готовы прислушиваться к радионяне. Анна сказала, что хочет пробежаться, и добавила мимоходом:

— Я забегу в университет на обратном пути. Я завтра работаю дома и забыла захватить одну важную книгу. Ладно? У меня телефон с собой, так что просто звони, если что.

Это был ее единственный шанс все-таки поговорить с Тюбьергом.

Анна бежала изо всех сил. Вдоль четырех озер — за двадцать пять минут. Небо над Копенгагеном горело оранжевым цветом, как будто где-то во Вселенной был пожар. Она пробежала по Тагенсвай и открыла дверь двенадцатого корпуса, проведя карточкой по магнитному замку. Было темно и тихо. Анна зашла в свой кабинет, включила компьютер и вытерла полотенцем пот с живота и шеи. Взглянула на выключенный компьютер Йоханнеса. Он так и не перезвонил — и ничего не написал, констатировала Анна, проверив почту. Она почувствовала легкую дрожь беспокойства. Вдруг он не хочет больше с ней дружить? Она наорала на него, она зашла слишком далеко. И Трольс, и Томас бросили ее, когда она зашла слишком далеко. Но Йоханнес не такой, напомнила она себе. Он не может просто ее оттолкнуть. Он обязательно позвонит.

Она нашла в одном из ящиков вязаный свитер, надела его и вышла в коридор.

Зайдя в музей, она пожалела, что все это затеяла. Вероятность того, что Тюбьерг продолжает работать так поздно, была нулевой. Ему наверняка давно уже надоело ждать ее, и он ушел домой. Здание выглядело пустым. Она включила свет в коридоре и торопливо пошла вперед, безуспешно пытаясь избавиться от ощущения, что где-то за спиной хлопают двери и слышатся шаги. В конце концов, напомнила она себе, это вполне возможно — в здании полно студентов, которые готовятся к экзаменам, пишут дипломы или курсовые.

Она остановилась перед дверью в Зал позвоночных и вздрогнула. Он был там. Вернее, он должен был быть там, потому что перед входом в зал, на его обычном месте, горела одинокая настольная лампа, валялся карандаш, лежала стопка книг и коробка с Rhea americana, как заметила она, подойдя ближе. Он никогда бы не ушел домой, не убрав за собой. Она придвинула к себе стул и села. Было совсем тихо, только где-то далеко гудел вентилятор.

Минут через пять ее терпение иссякло. Может быть, он пошел в зал, чтобы достать еще какие-то коробки с костями, и там о чем-то задумался? Она хлопнула крышкой по коробке с Rhea americana, потом подняла ее и опустила, вынула из кармана спортивных штанов серебряный ключ и открыла двустворчатую дверь в Зал позвоночных. Ей в лицо немедленно ударил сладкий запах заспиртованных животных и продезинфицированных костей, и она задышала ртом. Дверь за ней захлопнулась с тяжелым мягким вздохом.

Горели только настенные лампы, так что Тюбьерга здесь быть не могло. Если бы он действительно работал в зале, он включил бы больше света. Анна уже собиралась выйти из помещения, но вдруг услышала шелест. Звук шел откуда-то справа, немного поодаль, и был приглушенный. Анна напряглась.

Тут она услышала новый звук. Хлюп, потом растянутый писк высохшей дверной петли, потом шаги. Анна бесшумно сняла кроссовки и встала на цыпочки. Слева от нее начинался похожий на лабиринт ряд шкафов, и она могла отступить на три шага влево, юркнуть между шкафов и затаиться там.

В ту же минуту где-то далеко между шкафами включились лампы, их мягкий медовый свет разделил тень Анны на много частей. Потом она услышала Тюбьерга.

— Да, да, — вздыхал он.

Потом послышался короткий свист, потом звук закрывающейся дверцы шкафа. Анна откашлялась. На секунду стало тихо, лампы выключились. Анна услышала шаги, потом снова скрип закрывающейся дверцы, потом наступила тишина. Анна наморщила брови.