Демоны брельского двора - Инна Мар

– Танна велела тебя привести, – пробасил один из них, и не дожидаясь ответа, потащил ее к выходу. Далия подумала, что добрая дама до сих не отошла от вчерашнего, и снова будет ее бить, однако, к ее удивлению, в карете с гербами, куда ее впихнул лакей, находилась ее подруга.

– Меня зовут альда Витторина Рамини, девочка, – важно произнесла дама, – должна сказать тебе, что меня поразил твой дар ясновидения. Ты вчера сказала, все как есть. Бедная Альбина связалась с этим молодым негодяем и носится теперь с ним, как с писаной торбой, заваливает его подарками и прочими милостями, и никто не решается сказать ей, что она сошла с ума, поверив в страсть этого мальчишки. К тому же ей не тридцать семь, а сорок два, – фыркнула танна Рамини, которой на вид было чуть больше тридцати, и продолжила: – так вот, я хочу взять тебя к себе на службу. Станешь моей компаньонкой, я дам тебе приличное платье и стану платить огромное жалованье, двадцать золотых, а ты будешь мне гадать и рассказывать все про людей, на которых я тебе укажу. Муж, конечно, будет возражать, он всегда возражает, чтобы я ни делала, никогда не встречала такого черствого и бессердечного человека, а все потому, что он меня не любит, правильно ты говорила…

Альда продолжила свой монолог, а Далии, пока она слушала, стали очевидны три вещи. Первая: бедной доброй даме-дуре не повезло не только с любовником, но и с подругой. Вторая: бедный муж скорее всего когда-то любил альду, но она допекла его очень быстро; и третья – поступать на службу гадалкой к танне Рамини она совершенно не желает. Устроиться компаньонкой идея хорошая, ведь Далия получила вполне приличное образование, но только к какой-нибудь настоящей благородной даме, а не к этой жадной курице.

– Алмазная танна, – прервала она поток излияний курицы, – ваше предложение – великая честь, но я не могу его принять. Севарды не могут служить одному хозяину и жить в господском доме – дар от этого теряется.

Танна Витторина, которая уже размышляла вслух, как ей заманить в гости дядю мужа, чтобы Далия могла на него посмотреть и сказать, как устроить так, чтобы тот завещал им все свое состояние, была совершенно не готова отказаться от своего блестящего плана. Она уговаривала, умоляла, угрожала, сердилась, кричала и даже попыталась заплакать.

– Хорошо, – сказала, наконец, Далия, – попробуем провести один ритуал, он может помочь сохранить мой дар. – Альда с горящими глазами едва не запрыгала от радости. – Достаньте несколько золотых и положите их к себе на ладонь…

Далия забормотала «заговор», искажая брельские слова и разбавляя их севардскими, меняя привычный порядок слов, то понижая, то повышая голос, как ее когда-то учила няня. Она рассчитывала просто немного усыпить бдительность и благополучно смыться в подходящий момент, но вскоре взгляд альды остекленел – наконец-то у Далии получилось навести на человека морок! Она спокойно сгребла монеты с руки женщины, забрала кошелек, и, решив все-таки сделать для дамы что-то полезное за ее деньги, произнесла обычным голосом.

– Научитесь слышать и понимать слово «нет», даже если на словах вам говорят «да». Оставьте попытки заставить людей плясать под свою дудку. Никогда не льстите себе и не слушайте льстецов. И оставьте мужа в покое, подумайте о своей душе, – она наморщила лоб, пытаясь вспомнить еще что-нибудь подходящее из того, что прочитала в дневнике отца, и важно продолжила: – в жизни нам мешают не столько чужие пороки, сколько свои. Запомни только это, остальное забудь! Очнешься через полчаса!

Она вышла из кареты, сказав кучеру и лакею, что госпожа альда велела не беспокоить ее, и спокойно направилась к южным воротам, откуда начиналась дорога в Арлас. Она вошла в город, воодушевленная мыслью о том, что у нее начнется новая, совсем другая жизнь.

В новой жизни ей вместе с жителями Арласа предстояло пережить осаду, голод, мор и тиф, разграбление и резню, устроенную лигорийскими войсками, оккупацию, эпидемию чумы и штурм брельской армии.

Пройдя пешком через разоренную войной страну, Далия в конце концов попала в Морени, уверившись, что мать и Эмеза не так уж и заблуждались, и духи действительно ее хранили …

.

Звук колокола соседнего храма, пробивший полночь, вырвал ее из задумчивости. Она зажгла свечу, достала перо, чернильницу и бумагу, и сев за стол, быстро набросала несколько строк. После чего запечатала письмо и позвонила в колокольчик из черного серебра, вызывая Ирену.

– Завтра с утра пойдешь на улицу Шарте в обитель сармалатов9 и передашь это курбону Силасу, главе обители – она протянула записку сонной и хмурой горничной. Та, по своему обыкновению, принялась ворчать, но Далия лишь нетерпеливо отмахнулась от нее, снова погрузившись в воспоминания.

…В монастыре вставали в пять утра, ложились в десять, а почти все свободное от занятий время, то есть примерно десять часов, молились и работали: ткали и вышивали гобелены для королевских мануфактур и ухаживали за больными в госпитале. Обескураженная Далия подумала, что для девиц из знатных семейств подобный распорядок был немного слишком суров, однако через некоторое время обнаружила, что единственной знатной (и то с натяжкой) девицей была она сама. Остальные девушки были дочерями чиновников и торговцев, изредка обедневших сеуринов. Преподавали, в основном, богословие и домоводство, среди предметов также в умеренном количестве присутствовали основы медицины, математика, история, литература и геральдика. Правда, в монастыре находилась огромная библиотека, но ходить в нее не разрешалось, кроме того, для чтения практически не оставалось свободного времени. Далия, довольно быстро снискавшая у сестер любовь благодаря скромности, послушанию, рвению к учебе и беспримерному благочестию, смогла получить у настоятельницы право на доступ в библиотеку (исключительно для чтения священных книг) и освобождение от работы на целых полтора часа. Попав в библиотеку, она совершенно безбожно отрезала обложки божественных книг и вкладывала в них романы или труды по интересовавшим ее темам. Книги эти она везде носила с собой и читала в любую свободную минуту, вызывая умиление сестер.

Поначалу Далия была счастлива, что у нее есть хоть какое-то постоянное пристанище, однако кК концу третьего года своего пребывания в этом богоугодном месте честная жизнь, исполненная труда, молитв и чтения, порядком утомила ее, и она бежала с молодым сеурином, встреченным ею однажды во время похода в аптеку за лекарствами для больных. Он снял для нее две комнаты в премилом квартале и несколько коротких недель,