Кровь и символы. История человеческих жертвоприношений - Олег Ивик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каким именно богам должны были принести в жертву юного варяга, летописец не уточняет. Б. А. Рыбаков полагал, что Перуну. Но последнему недолго оставалось принимать жертвы от киевлян… Прошло несколько лет. Владимир после долгих колебаний между несколькими предложенными ему монотеистическими религиями выбрал христианство по «греческому» образцу. Он принял крещение и «повелел повергнуть идолы – одни изрубить, а другие сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву к Ручью и приставил двенадцать мужей колотить его палками». Впрочем, летописец поясняет, что «делалось это не потому, что дерево что-нибудь чувствует, но для поругания беса, который обманывал людей в этом образе, – чтобы принял он возмездие от людей». Избитого Перуна сбросили в Днепр, причем княжеским людям было велено отпихивать его от берега, пока он не пройдет пороги.
В конце концов поруганного идола выбросило на отмель, которая с тех пор называется Перуньей. Владимир же «приказал рубить церкви и ставить их по тем местам, где прежде стояли кумиры. И поставил церковь во имя святого Василия на холме, где стоял идол Перуна и другие и где приносили им жертвы князь и люди…»{212}.
Несмотря на все инициативы князя Владимира, язычество на Руси исчезло далеко не сразу, равно как и человеческие жертвоприношения, хотя эта практика, судя по всему, ушла в подполье. После того как князь ликвидировал им же созданное капище в Киеве и в других подвластных ему городах, поклонение языческим богам продолжалось в лесах. Например, археологи обнаружили огромный культовый центр на правом берегу реки Збруч, притока Днестра в Украине. Он возник в X веке, видимо незадолго до Крещения Руси. Но после того как в городах язычество было запрещено, Збручский центр пережил подлинный расцвет. Центр окружали непроходимые дубовые и грабовые леса. В трех расположенных неподалеку друг от друга маленьких городках – Богите, Звенигороде, Говде – вероятно, жили жрецы и останавливались паломники. Возле каждого городка имелись капища с многочисленными жертвенными ямами. И во многих ямах, помимо черепков посуды, стеклянных браслетов, бус, височных колец, костей животных и прочих традиционных находок, археологи обнаружили человеческие кости.
На территории святилища Богит выделяются два возвышения, сложенные из камней. Одно из них было пьедесталом идола, а второе – жертвенником. Капище окружали восемь жертвенных ям, в некоторых из них найдены человеческие скелеты. Впрочем, по поводу двух скелетов взрослых людей исследователи высказывают предположение, что они принадлежали жрецам, которых похоронили в священном месте. Их костяки не были расчленены – покойные лежали на спине, головой к западу, сложив руки на животе или груди. Что же касается останков двоих детей – они не оставляют почти никаких сомнений в том, что здесь совершались человеческие жертвоприношения.
Сам идол, которому приносили кровавые жертвы, в святилище найден не был, но неподалеку отсюда, в реке Збруч, в середине XIX века была обнаружена каменная фигура. Ее основание настолько хорошо вписывается в пьедестал Богитского святилища, что специалисты почти не сомневаются: на холме городища Богит когда-то стоял именно этот идол. Он представляет собой четырехгранный столб из серого известняка, высотой больше двух с половиной метров. Четырехликую голову идола венчает круглая шапка. Столб разделен на три яруса, каждый из которых покрыт резными изображениями богов – здесь явлен, судя по всему, весь основной славянский пантеон.
Все три святилища Збручского культового центра просуществовали до XIII века. Неизвестно, что положило им конец – преследование со стороны официальной власти или татаро-монгольское нашествие. Так или иначе, в XIII веке с языческими жертвоприношениями на берегах Збруча было покончено.
О совершавшихся славянами человеческих жертвоприношениях напоминают невинные языческие обряды, сохранившиеся кое-где до наших дней. Это сожжение чучела Масленицы, похороны Костромы, утопление чучела Купалы… Еще в начале XX века при строительстве новой мельницы водяному предлагали человеческие жертвы. Правда, он должен был утащить их в воду сам. В 1976 году семидесятилетняя жительница Алапаевска, дочь мельника, рассказывала этнографам: «Отец мне говорил, что, когда мельницу строят, завещают водяному несколько голов. Если завещания не сделать, так он будет скотину вытаскивать. Отец [говорил], когда строили мельницу, так завещали двенадцать голов, двенадцать человек и утонуло».
Еще один уральский информатор сообщил: «Раньше, при Демидове еще, заводы-то ведь все на прудах ставили. А чтобы работал завод-от, хозяин должен был дань лешачихе заплатить. В тот день-то, когда завод открывали, заводчик на берег выходил и кидал в воду перчатку. Это значит, он пять человек лешачихе отдает, пять жертв, значит, будет»{213}.
Невероятно живучим оказался не только у славян, но и по всей Европе обычай строительных жертвоприношений, в том числе человеческих. Ему не смогло положить конец даже христианство. В книге «Саги и легенды гор. Магдебурга[255]», изданной в середине XIX века, приводится следующая легенда{214}.
Когда в X веке германский король Оттон I приказал выстроить вокруг города мощные крепостные стены, ворота крепости трижды обрушивались. Астролог, к которому строители обратились за помощью, объявил, что для надежности в постройку надо замуровать мальчика, добровольно отданного своей матерью. Одна из фрейлин жены Оттона, некая Маргарита, в то время испытывала недостаток в деньгах. Кроме того, жениха ее убили в бою, а сама Маргарита в чем-то провинилась и должна была оставить королевский двор. Правда, у нее уже появился новый жених, но Маргарита не могла обеспечить себя должным приданым… Короче, фрейлина предложила своего маленького сына за большие деньги.
Ребенка замуровали в нишу, а Маргарита получила обещанную сумму, но эти деньги не принести ей счастья. Жених фрейлины, узнав о преступлении, покинул ее, не польстившись на приданое, купленное страшной ценой. Сама же Маргарита, проскитавшись полвека на чужбине, вернулась в Магдебург, чтобы предать своего сына христианскому погребению. Предание гласит, что, когда нишу, где был замурован ребенок, открыли, взорам собравшихся предстала фигура старика. Его седая борода вросла в камни, глаза сверкали, а над головой вились птицы, приносившие несчастному пищу. Впрочем, когда стонущего старика вытащили на свет, он превратился в окаменевший труп ребенка.
Подобные истории можно услышать о множестве средневековых крепостей и замков. О строителях Нижегородского кремля, которые в самом начале XVI века, заменяя старые деревянные стены крепости каменными, замуровали в них купеческую жену Алену, сложена народная песня:
Пусть погибнет она за весь город одна,
Мы в молитвах ее не забудем;
Лучше гибнуть одной, да за крепкой стеной
От врагов безопасны мы будем!
Обычай строительных жертв настолько древний, что за тысячелетия своего существования он полностью лишился внутренней логики, которую когда-то, возможно, имел. Сами по себе строения в народной традиции не являются божествами, могущими требовать себе жертву. Собственно, духом строения и должен