Лавочка закрывается - Джозеф Хеллер

Мой вес возвращается не очень быстро, и Тимер с Эмилем хотят опробовать что-то новенькое. Аппетит мой тоже не вошел в норму. Большую часть времени у меня его вообще нет, и я уже начинаю подумывать, что со мной происходит что-то новое, о чем я еще не знаю. Сэмми, может быть, уже знает больше, чем все мы, потому что он, кажется, тревожится за меня, но он ничего не говорит. Единственное, что он говорит, сопровождая свои слова кривой улыбкой, это:

— Ты так ослаб, Лю, что у меня даже возникает желание побороться с тобой.

— У меня еще хватит сил положить тебя на лопатки, — парирую я и смеюсь. — А если ты вдруг снова захочешь побоксировать со мной, то я тебя и тут отлуплю.

Он тоже смеется, и мы доедаем остатки сэндвичей с тунцом. Но я знаю, что здорово похудел. Мой волчий аппетит так и не вернулся ко мне, как это было в прошлые разы, и теперь я, кажется, начинаю понимать — раньше со мной этого не случалось, — на этот раз я, кажется, начинаю понимать, что на этот раз я, наверно, помру.

Я не говорю об этом Клер.

Я ничего не говорю Сэмми.

Мне уже далеко за шестьдесят, а за окном девяностые годы, и на этот раз я начинаю чувствовать то, что чувствовали, старея, мой отец и его брат: что на этот раз придется закругляться.

Восхождение человека с кодовым именем «Гаденыш» в тронный зал Белого Дома происходило не без церемониальных ляпсусов и вызывавших злорадные смешки сюрпризов, что и мог бы документально и с подробностями подтвердить Г. Нудлс Кук, если бы не его извечная склонность к осторожности, корысти, расчетливости, лжи и жадности — всем тем качествам, которые неизбежно обрекали его на занятие высокой должности в качестве десятого из девяти старших наставников человека, ставшего новейшим президентом страны. Йоссарян проинформировал ФБР о том, что его старый друг и коллега по бизнесу Г. Нудлс Кук — злющая змеища и что администрации не найти более подходящего человека для назначения на ту должность, на которую она его собирается назначить. Нудлсу Куку можно было верить, потому что он всегда врал.

Он получил эту работу.

Еще на семинарах в аспирантуре, где они и познакомились, Нудлс разоблачил себя как человека, склонного демонстрировать свои таланты лишь в присутствии назначенного ему ментора, чтобы тот мог отметить, как он не по годам развит и оригинален. Нудлс, который, пока Йоссарян был на войне, неплохо успевал в далеко не элитарной школе, работал над докторской диссертацией, но вскоре обнаружил, что годится она лишь для того, чтобы он мог стать преподавателем.

К этому времени Йоссарян, который ушел из аспирантуры всего лишь со званием магистра, уже занимал положение, позволившее ему выступить в роли работодателя и принять Нудлса в свою группу в рекламно-информационном агентстве, когда Нудлс благоразумно решил испытать себя на этом поприще. У его семьи были хорошие связи, и рекламно-информационное агентство представлялось ему хорошей стартовой площадкой для чего-нибудь побольше и получше.

Коллеги вскоре пронюхали, что Нудлс никогда ничего не предлагает, если рядом нет Йоссаряна, который мог бы услышать его идею, а еще чаще Нудлс откладывает всякие предложения, дожидаясь даже не Йоссаряна, а того момента, когда они вдвоем окажутся в присутствии клиента или кого-нибудь из руководителей компании. Очень часто, когда они вместе работали над своими сценариями и телевизионными роликами, Нудлс произносил решающую фразу так, что возникало подозрение, будто ключ к решению проблемы был у него в кармане еще днем раньше. Говорить ему, чтобы он изменился, говорил себе Йоссарян, все равно что говорить горбуну, чтобы он распрямился. Нудлс он и есть Нудлс, что с него взять. Он был по-своему предан Йоссаряну, который его не любил, но и не имел против него ничего, и они продолжали оставаться друзьями.

Йоссарян покинул аспирантуру, сделав прозаическое открытие: оказалось, чтобы пойти выше, ему не нужно было высшее образование; Йоссарян поработал немного преподавателем, а потом перешел в рекламный бизнес. Дела у него шли неплохо, он радовался ежегодным прибавкам к жалованью и малым продвижениям по службе, люди в агентстве ему нравились больше, чем университетские, а в конце третьего года он получил еще одну малую прибавку и решил отправиться на поиски более высокооплачиваемой работы другого рода. Он быстро нашел новую более высокооплачиваемую работу в другом агентстве, которое проводило точно такую же финансовую политику, что и предыдущее. Он оставался там до тех пор, пока не получил свою годовую прибавку, после чего отправился на поиски новой работы и новой быстрой прибавки к жалованью.

Каждый раз, оставляя одну работу и начиная поиски другой, он испытывал обескураживающую решимость не растрачивать остаток своих дней, употребляя свой ум, изобретательность и привлекательность для проталкивания на рынок изделий, которыми сам он не пользовался, и изданий, которые сам он ни за что не стал бы читать. С другой стороны, он никак не мог представить себе изделия или дела, которым хотел бы себя посвятить и которые приносили бы ему доход, достаточный для приобретения того, к чему он, его жена и дети уже успели привыкнуть. Эта дилемма была не такой уж мучительной.

И оправдываться он не собирался.

Он работал, потому что альтернативы не существовало.

Конечно, на Уолл-стрите имелась экзотическая приманка в виде невообразимого количества рафинированного изделия, лишенного каких-либо предосудительных свойств. Изделие это называлось деньгами, и горы его могли быть произведены из ничего почти таким же фантастическим и естественным образом, каким растущее дерево производит тонны древесины из воздуха, солнечного света и дождевой воды. Может быть, деньги и были говном, как это мог бы объяснить на вечеринке или семейном сборище какой-нибудь заблуждающийся университетский студент, прослышавший о Фрейде, но на это говно можно было много чего купить: друзей, занимающих высокое положение и владеющих средствами, фирменный герб торговца мехами и ювелирными изделиями или светского модельера, баронские имения в Коннектикуте, Вирджинии, Мексике, Ист-Хэмптоне и Колорадо и щегольские титулы, в которых имя усечено до простого инициала, а второе имя произносится с изящным нажимом, как в случае с Г. Нудлсом Куком и С. Портером Лавджоем, с этим самым седым из седеющих знаменитостей в вашингтонской Коза Лоро.

Снисходительный Нудлс Кук не уставал повторять, что его мать происходила из знаменитой семьи Гудмана Нудлса, а его отец был побочным отпрыском британских Куков, основавших Бюро путешествий Кука, а сам он был кем-то вроде наследника и Нудлсов, и Куков, обладавшим некоторыми средствами и собственностью, которые достались ему вполне законным образом. В колледже Нудлс Кук был Гуди, в бизнесе — Гудманом, а в колонках газетных сплетен, освещающих определенного рода общественные события, о которых сообщается регулярно, он был известен как Нудлс. А сегодня в издании «Кто есть кто» и в канцелярии Белого Дома он значился как Г. Нудлс Кук.

Нудлс, начавший работать в правительстве в качестве десятого из девяти старших наставников новичка вице-президента, неизменно откликался на просьбу в тех редких случаях, когда у Йоссаряна возникала необходимость обратиться к нему по телефону, и Йоссарян знал, что этот канал все еще сохраняется для него, несмотря на теперешнее положение Нудлса, ставшего одним из наиболее доверенных лиц нового человека, недавно обосновавшегося в Белом Доме.