Лебедь Белая - Олег Велесов

Потом от них, конечно, разило – ужас, ну да то от пользы. Было время, и я вот так урочно бился. Седые гриди учили меня меч держать и удары терпеть, и вместе со мной успехам моим радовались. А успехи были и радовались мы часто. Только отец брови хмурил, не нравилось ему уменье моё. Зато для младшего брата, который ещё и ходить-то толком не научился, вытачал из дерева маленький меч, и играл с ним, забавляя себя и его. Сейчас братец мой, поди, тоже гридь. Сильный, уверенный. Узнаю ли при встрече?

Отца я узнаю непременно, но встречаться с ним в мысли мои не входило. Мы и раньше не любили друг друга, а теперь, когда между нами мама встала, и вовсе лучше не видится. Не то, что мы при встрече за мечи схватимся, нет, но осознание того, что один не уберёг, а второй бродил неизвестно где, радости не принесёт никому.

– Что смурной какой? – спросил, подсаживаясь, Малюта.

– Скучно, – отбрехался я. – Не люблю без дела сидеть.

– Это да, тоже так не люблю, – он помолчал. – А что за кощей к тебе подходил? Меня аж передёрнуло, как его увидел. Не думал, что такие худосочные люди бывают.

– Попутчик мой, с Киева привязался. Сухачём кличут.

– Привязался, говоришь? Больно уж морда у него воровская, вся так и кособенится. Как бы беда к нам через него не прискочила.

– Безобидный он. Ест разве что много, хотя куда харч девается, ума не приложу.

Малюта засмеялся, запрокинул голову. Борода приподнялась, открыла застаревший рубец на горле. У меня самого подобных рубцов ныне не счесть, а было время, когда кроме царапин да прыщей ничего не было. А первую отметину мне Малюта же и оставил. Я на городскую пристань пришёл, четырнадцать лет, мальчонка. В душе злоба, за душой пепелище, и одно только желание в голове – бросить всё. У дальних причалов как раз русы стояли, купца хазарского в город привели. Я бегом к ним в отроки проситься. Первым меня Малюта встретил и сказал, что если через борт переберусь, тогда похлопочет он за меня перед воеводой. Я восемь раз пытался, да только Малюта меня прочь отшвыривал. Это сейчас я с ним в драке поспорю, а тогда и пробовать не стоило. На девятый раз он меня об уключину лбом приложил. Кровь напором брызнула, но я не закричал, не заплакал, остался стоять и уже в десятый раз идти изготовился. Вот за упорство и терпение в дружину меня и приняли.

Малюта просмеялся, потянулся ковшичком к ендове.

– Всё равно стерегись, – сказал он, прихлёбывая квас. – Есть в нём гнильца.

Несколько дней мы просидели в праздности под навесом, забавляя друг друга баснями и сказками, покуда не пришёл отче Боян. Мы только отобедали и намеревались отдохнуть. Присели в тенёчке, а кто и в клеть уже направился. Отче Боян вошёл прямо, встал столбом посередь двора, повёл глазами. Капуста ринулся к нему услужить, но волхв отстранился и повернулся к нам. Мы встали, поклонились.

– А что, молодцы, не пора ли делом заняться? – спросил он.

Спросил вроде бы дружелюбно, но от голоса таким холодом повеяло, что Борейка, самый младший из нас, зубами клацнул. Я тоже немного замёрз. Господине мой Сварог, какая же сила в этом волхве сокрыта! Будто не волхв он вовсе, но сам Волох.

– Как велишь, отче, – ответил я.

– Тогда ступай на княжий двор. Там Милославу найдёшь.

Развернулся и пошагал прочь.

Я не стал ждать второго приглашения. Сходил в клеть, снял со стены саблю, прицепил к поясу. Менее всего хотелось мне идти в княжескую усадьбу, да, видимо, так богам угодно, и чем скорее я заберу девку, тем скорее домой её отведу.

– Я с тобой, – поднялся с лавки Малюта. Он как-то весь напрягся, едва ли не на смертный бой идти собрался. И лицом побелел, такого я за ним ещё не видел. Переживает за меня.

– Нет.

Если и брать с собой кого-либо, отправляясь к волку в пасть, то лучше Малюты никого не пожелаешь. Он и спину прикроет, и при необходимости совет мудрый даст. Но в том-то и дело, что у волка клыки слишком острые. Если Макошь мою ниточку только до княжьего порога довила, то и вся моя дружина не поможет, а если нить дальше вьётся, так и один справлюсь.

– Нет, – повторил я. – Здесь ждите, к походу готовьтесь.

– Ты как в усадьбу придёшь, – шепнула мне напутствие Радиловна, – кликни Милонега. Он сын княжий, да и человек хороший. Если девка твоя и вправду там, так он подскажет, где её искать.

Вот, оказывается, кто Милонег на самом деле. Не просто витязь и воевода, а сын Благояра Вышезаровича, наследник дел и стола княжеского. Теперь хоть знать буду.

Я снарядился, прочёл молитву на удачу и отправился в усадьбу. Жизнь городская бурлила, шла заведённым порядком. Я столько разных городов повидал: и Щетин, и Царьград, и Киев – и везде всё одинаково. Люди, повозки, дома. Единственная разница, в Царьграде дома каменные, в Киеве деревянные, а в Голуне чаще мазанки попадаются. Серые, неказистые, пыльные. И только княжеская усадьба поднимается над тыном высоким дубовым теремом, и горделиво пыжится резными причелинами да наличниками.

Я подошёл к воротам. Двое стражей напряглись и сдвинулись друг к другу плечами, закрывая проход. Пускать меня в усадьбу они не собирались. Оно и понятно: на витязя я не похож, на огнищанина тоже, но сам при оружии и морда разбойничья. Что делать? Разве что остановить да в обратный путь спровадить. А если заартачусь, так можно и мечи вынуть.

Я не стал их на грех наводить. Глянул на того стража, что постарше, и сказал:

– Милонега позови.

– Кому Милонег, – насупился страж, – а кому воевода Миломир Благоярович.

– Это ты у него в службе, тебе его полным именем и величать, а я человек вольный, мне без надобности. Скажи ему, Гореслав, попутчик от киевской межи, говорить с ним хочет.

Страж помялся, решая, слушать меня или в шею гнать. Переглянулся с товарищем. Проще всего, конечно, в шею, но как бы самому потом от воеводы не схлопотать. Вдруг я с важной вестью? Он почесал затылок и начал было отступать с дороги – проходи, мол, но сомнения всё же одолели.

– Что-то не помню, когда воевода последний раз на киевскую межу ходил.

– А ты его спроси, он напомнит.

Страж засопел, задёргал бровями, по-прежнему сомневаясь, но всё же решился.

– Ладно, схожу до воеводы. А ты здесь стой, а иначе…

Что там «иначе» он не договорил, но состроил такое зверское лицо, что я подумал: уж не хворый ли? Второй страж хмыкнул и отвернулся. Этот показался знакомым. Не им ли я навес во дворе у Капусты ломал? Высокий, крупный и глаза всё время отводит, будто стесняется чего. Я уставился на него в упор, но он взгляда моего не принял, а только землю под ногами буравил. И вправду стесняется. Можно мимо пройти, не остановит. Я так и собрался было сделать, но тут вернулся первый, едва ли не бегом, и, продышавшись, сказал:

– Иди, пустить тебя велено. Воевода у гридницы на урочной площадке. Это там, где…