Ave Caesar! Дело о римской монете - Артур Крупенин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Стольцева защемило сердце. Вот бы сейчас самому хоть на минутку оказаться на прибрежном лугу, под которым, возможно, уже минимум четырнадцать веков скрывается византийский дворец.
– Но скажи, пожалуйста, – полюбопытствовал Костин, – ты-то как про это прознал? Откуда у тебя точные координаты?
Глеб на секунду задумался, не зная, как ответить. Потом все же решил рассказать правду об истории находки.
– Надо же, – удивился Костин, – тут у меня одних только докторов и кандидатов наук за последний год перебывало человек пятнадцать. И никто не догадался посмотреть на снимки в «Гугле». Будет возможность – присылай чудо-ученицу к нам. Пусть увидит раскоп своими глазами.
* * *
Следующая неделя пролетела как один день. Вечером накануне отлета Глеб решил отправиться в букинистический магазин. Дело в том, что у него прямо из рабочего стола пару месяцев назад украли его любимый «Древнегреческо-русский словарь» под редакцией Соболевского. Этот раритетный двухтомник, выпущенный еще в конце пятидесятых, давно стал культовым изданием, а сам профессор Соболевский считался одной из крупнейших фигур классической филологии. Его перу принадлежали лучшие в своем роде, а потому зачитанные до дыр многими поколениями студентов учебники латинского и древнегреческого.
Буре любил рассказывать, как ему в юности довелось послушать несколько лекций этого в ту пору уже почти столетнего университетского патриарха, и обожал цитировать следующий анекдот. Вернувшегося из Крыма Соболевского спрашивают: «Так вы, Сергей Иванович, на юг ездили?» – «Ездил, ездил». – «И на пляже лежали?» – «Лежал, лежал». – «Наверное, роман читали?» – «Нет, греческий словарь. Знаете, куда увлекательней – гораздо больше неожиданностей».
В общем, потеря двухтомника была тяжелой утратой, и Глеб спешно оставил заказы на эту книгу у всех известных ему букинистов. И надо же, сегодня под вечер ему позвонили из книжного магазина «Москва» и сообщили радостную новость – словарь поступил в комиссионный отдел. Несмотря на поздний час, Глеб помчался за книгой.
Стольцев обожал это место еще с советских времен. Ему с детства казалось, что стоящий по соседству памятник основателю города своей могучей десницей указывает вовсе не на здание Моссовета или пришедшую ему на смену мэрию, как многие могли бы подумать, а именно на этот уютный магазин, насквозь пропитанный любовью к книгам и их читателям.
Оценив состояние словаря как вполне приемлемое, Глеб заплатил и уже собирался домой, но тут его взгляд упал на огромный атлас по истории военного искусства, изобилующий красочными картами крупнейших сражений древности. С разрешения продавца Глеб принялся листать эту великолепно изданную книгу. Уже на семнадцатой странице он натолкнулся на описание решающего сражения гражданской войны в Древнем Риме. В той битве помпеянцы потерпели сокрушительное поражение от войск Юлия Цезаря. Воюющие стороны сошлись в бою на территории нынешней Испании семнадцатого марта сорок пятого года до нашей эры. Это произошло возле небольшого городка под названием Мунда.
Munda! Как же он сразу не сообразил? Вот откуда могли взяться загадочные буквы MUND на оттиске монеты. Ну конечно, и даты совпадают. Монета с Геркулесом из справочника Расторгуева была выпущена именно в это время: сорок шестом – сорок пятом годах. И пускай то был серебряный денарий, но ведь такому событию запросто мог быть посвящен и золотой ауреус.
Он в волнении отложил атлас. Так. Значит, монету с такой надписью вполне могли выпустить при Цезаре в ознаменование окончания гражданской войны. Но почему ее тем не менее нет ни в одной известной коллекции? И чем так уж дорога серийному маньяку эта древняя братоубийственная битва при Мунде? А вдруг самое первое предположение Лучко было верным? Может, всех этих мальчиков в свободное от лекционной и семинарской деятельности и впрямь убивает его коллега-историк? Ну или еще какой любитель старины? Нет, чушь какая-то. Хотя все возможно. Был же такой исторический прецедент, когда один испанский коллекционер антиквариата по имени Хуан Висенте с тысяча восемьсот тридцатого по тысяча восемьсот тридцать пятый год убил девять человек только ради того, чтобы завладеть принадлежавшими этим людям книгами. Причем каждый раз лишал человека жизни из-за одной-единственной книги! Ничего не скажешь, настоящий библиофил!
Глеб украдкой бросил взгляд на пожилого продавца, читающего какой-то толстенный фолиант, и силой воображения переселил его в один из милых городков, что выстроились вдоль пляжей Коста-Бравы. Дедушка в этот идиллический пейзаж вписался подозрительно хорошо. Глеб с опаской оглянулся по сторонам. В опустевшем отделе кроме них двоих никого не осталось. Слышно было только, как тикают часы, показывавшие без четверти десять. Будучи натурой впечатлительной, Стольцев поплотнее прижал к себе «Соболевского» и от греха подальше поспешил к выходу. Довольный приобретением и совершенным открытием, он переулками пошел туда, где часом раньше с таким трудом припарковался в рычащей толчее дорогих автомобилей.
Собрав дома чемодан и откупорив на дорожку бутылку вина, Глеб поздравил себя со столь удачным завершением дня. Ну что, есть повод отпраздновать? А что, если ему сегодня, пускай даже и абсолютно случайно, удалось разгадать тайну надписи, отпечатавшейся на виске Грачева?
В четверг рано утром Глеб наконец-то улетел в Рим. Аэропорт Фьюмичино встретил его ветром и моросящим дождем.
Таксист, чертыхавшийся всю дорогу и проклинавший очередной кабинет министров, был одним из тех редких нытиков, что готовы возложить на власти ответственность за любые свои неудачи, обвиняя политиканов во всех мыслимых и немыслимых грехах. Выходя из дому в дождливый ноябрьский день как сегодня, такой брюзга по привычке хрестоматийно жалуется, глядя на тучи: «Piove, governo ladro! – Опять дождь – в правительстве одни воры!» Впрочем, ни погода, ни безостановочное брюзжание таксиста не смогли испортить Глебу радость от очередной встречи с Вечным городом.
* * *
Взяв любезно предоставленный портье зонт, Глеб, как обычно, первым делом отправился поклониться Форуму. В который раз обойдя величественные античные святыни, он решил пройтись по узенькой неприметной улочке Сан-Теодоро, где в отличие от соседних кварталов царили тишина и спокойствие. А между тем, двадцать столетий назад именно здесь пролегала центральная артерия древнего города, носившая название Vicus Tuscus – улица Этрусков.
Надо сказать, Стольцев забрел сюда не случайно – этруски имели непосредственное отношение к его нынешнему визиту в Рим, но об этом он позже расскажет на симпозиуме. А пока Глеб шел, с интересом разглядывая относительно современные фасады, силясь представить, как во времена Цезаря выглядел этот римский Бродвей, по обеим сторонам которого когда-то располагались самые дорогие в древнем городе магазины. Как легко догадаться, всей торговлей здесь исконно заправляли давшие название улице этруски, заслуженно слывшие непревзойденными мастерами ремесел и прожженными торгашами, ломившими немалые деньги за любую мелочь. Марциал, гений античной эпиграммы, некогда жаловался, что был готов купить своей возлюбленной все что угодно, даже целую горсть изумрудов, но только не модную шмотку в заоблачно дорогих лавках на улице Этрусков.