Следствие ведет блондинка - Анна Трефц

— У меня складывается впечатление, что вам не хочется оставаться со мной наедине. С чего бы это?

На поставленный прямой вопрос нужно было отвечать. Марго вздохнула. Она терпеть не могла подобных разговоров. Куда проще болтать по-светски, обтекая шуточками острые углы и уходя от скользких тем, запросто меняя русло разговора. Но тут всякая смена означала одно — признание своей слабости. А слабость женщине в подобных вопросах недопустима. Она влечет к мужской вседозволенности. Во всяком случае, это постоянно твердили в ее любимом журнале «Космополитен». А этому журналу Марго привыкла верить.

— Хмм, — она заставила себя цинично усмехнуться, — Вам не кажется, что подобные вопросы задавать даме просто неприлично!

— Что же в моем вопросе неприличного? — деланно изумился он.

— Каждое слово! — возмущенно парировала Марго.

— Да? — он явно задумался.

«Вот и славно, — решила Марго, — Пускай поломает голову, пока мы выйдем на людное место».

***

— Не перестаю удивляться! — Изотов развел руками.

Он только что прослушал речь Рубцова, полную откровений относительно хитросплетенных заводских интриг, желания младшего Тарасова занять место директора и нежелания Тимофея ему это место уступать. Сам Тимофей понуро отмалчивался, не без оснований предвидя, что следователя слезными историями не проймешь.

— По-вашему выходит, что два трупа на территории завода сущие пустяки по сравнению с кражей нескольких тонн мяса. Вы спокойно сообщаете акционерам про убийства, но молчите о краже. Поразительно! Какой циничный мир! — Изотов поджал губы, явно ожидая раскаяния.

Однако раскаяния не последовало. Рубцов тоже развел руками, мол, да уж, такой вот мир. Следователь вздохнул и оглянулся на дверь лаборатории:

— Как вы себе представляете расследование кражи в обстановке полной секретности? Я ведь как минимум должен опросить всех работников, причастных к производству этой вашей Гусарской колбасы.

— А я вам о чем толкую, — с грустью согласился начальник охраны, — Поэтому и считаю копание в колбасе делом нашей службы. Я сам всех аккуратненько опрошу, а результаты сообщу лично вам.

— Доопрашивались уже! — проворчал следователь, — Второй труп, — он склонил голову на бок и прищурился, — Вот если я вам дам добро, вы можете гарантировать, что завтра мы не найдем третьего мертвеца?

— Ну… — Рубцов развел руками, — Образцов колбасы, во всяком случае, больше нет…

Он замолчал, сурово глядя на появившуюся в коридоре секретаршу Тамару. Сопровождал ее начальник цеха мясных деликатесов некий Сазонов, которого он знал не очень хорошо, потому что мужик этот был какой-то скрытный, вечно недовольный начальством, да и вообще, тип, не располагающий к легкому общению. Работал он, вроде бы, неплохо, а уж что у него там на душе творилось, начальник охраны как-то не удосужился выяснить. Да и к чему. На заводе полно работников, у которых он даже фамилию не помнил. Не ко всем же под кожу залазить, даже если ты обеспечиваешь безопасность предприятия.

Однако продолжать разговор со следователем Рубцов предпочел бы не только без этого Сазонова, но и без Тамары. И оттого, что они нарисовались на горизонте, он был не в восторге.

Чувства начальника охраны явно не передались Изотову, который смотрел на него с суровым интересом, ожидая продолжения. И тут случилось непоправимое. Неожиданно херр Шульц, о котором все как-то подзабыли, перестал подвывать, и воскликнул с энтузиазмом:

— Я знать! Я знать, порядок на заводе — жопа! Полная жопа!

Тарасова перекосило как девицу, которая всю свою сознательную жизнь провела в католическом монастыре и вдруг попала на ярмарочную площадь.

— Я с вами полностью согласен! — усмехнулся ему Изотов.

На сей раз перекосило и Рубцова. Он-то временами даже гордился своей работой. Видимо, как считал следователь, напрасно. Он хотел было возмутиться, а может быть даже съездить ретивому немцу промеж глаз, где у него еще не было синяка, но тут последний снова громко возопил:

— Я иметь образец у мой дом. Я хранить образец у самый надежный сейф.

— П-похвально! — несколько изумился Изотов, — Очень похвально, что вы храните колбасу в сейфе. Нам ваша бережливость теперь очень пригодиться.

— Мой холодильник! Мой сейф! — уточнил херр Шульц.

— Запасливый, мать твою! — ругнулся Рубцов и тут же пожалел об этом, потому что следователь развернулся и глянул на него с особенным интересом. С таким интересом он и сам смотрел на людей, когда работал в следственном отделе. Смотрел на тех людей, которых подозревал в преступлении.

— Сдается мне, вам совсем не нравится, что где-то завалялись образцы криминальной колбаски, — ехидно предположил Изотов, — Уж не причастны ли вы к ее исчезновению из лаборатории. А, господин начальник охраны?

— Да что вы в самом деле! — возмутился в миг покрасневший Рубцов, — Я же обрисовал вам ситуацию.

— Обрисовали, обрисовали, — в том же тоне продолжил следователь, — Только как-то однобоко обрисовали. А я вот сделал кое-какие выводы. Не хотите послушать?

— Честно говоря — нет, — тихо признался начальник охраны и добавил, покосившись на подошедших Тамару и Сазонова, — Во всяком случае, не здесь. Может продолжим разговор в кабинете господина Тарасова?

— Добрый день, — испуганно поздоровалась секретарша, уже поняв, что появилась пред очами босса именно в тот момент, когда он ее видеть не желал. А подобное у секретарей сродни непрофессионализму.

Сазонов ничего такого не почувствовал, а потому приветствовал всех в своей обычной манере — со сдержанным недовольством в голосе.

— Я хотеть делать заявление! — опять встрял херр Шульц.

— Ах ты, что б тебя! — ругнулся побледневший начальник охраны, — А подождать нельзя!

— Я ждать два дня. Колбаса утекать за лаборатория! Мой образец у мой холодильник. Я хотеть заявить! — после гневной тирады немец расправил плечи и выкатил вперед округлый живот, — Они не хотеть расследование! Они хотеть полный секрет за Гусарская колбаса. Они хотеть полный секрет за мясо утекать. Они — жопа!

Возмущенный главный технолог ткнул указующим перстом сначала в Рубцова, а потом и в Тимофея.

— Ну, херр Шульц! — побагровел Рубцов, — Ругать бранными словами директора завода в его присутствии не принято не только в Германии, но даже и в России. За глаза в курилке — это еще полбеды. Но вот так…

— Жопа! — заупрямился немец и синяки на его физиономии почернели, — Если я не казать сейчас, я бояться за свой образец. Я требовать охрану.

Изотов как-то опасливо покосился на него, потом склонил голову в сторону Рубцова и тихо осведомился:

— Он вообще нормальный?

— Сложно сказать. Как видите, временами так просто невменяемый!

— Ну, вот, пожалуйста! Что я вам говорила!

Голос Марго подействовал на присутствующих угнетающе. Разве что херр Шульц преисполнился еще большей значимости, которую в данной ситуации правильнее было бы назвать дурацкой. Глаза его загорелись тем самым бешенным огнем, с котором,