Предложение джентльмена - Джулия Куин

– Но когда-нибудь мне придется жениться, хочу я этого или нет, - заметил он.

Софи вынуждена была остановиться.

– Это верно, - согласилась она. - А вот я, если не захочу, могу и не становиться ничьей любовницей.

– Кто был твой отец, Софи?

– Не знаю, - солгала она.

– А мать?

– Она умерла, давая мне жизнь.

– А раньше ты говорила, что она экономка.

– Я сказала не правду, - призналась Софи, ничуть не смутившись.

– Где ты выросла?

– Это неинтересно, - сказала Софи, пытаясь его обойти.

Однако Бенедикт схватил ее за руку и удержал на месте.

– А мне очень интересно.

– Отпустите меня! - крикнула Софи.

Этот пронзительный крик эхом пронесся по холлу и наверняка был слышен везде. Миссис Крэбтри непременно примчалась бы на выручку, но, увы, ее не было дома. Миссис Крэбтри отправилась в деревню, а мистер Крэбтри находился где-то во дворе и, естественно, ничего не слышал. Некому было прийти на выручку Софи. Она целиком и полностью находилась в руках Бенедикта.

– Я не могу тебя отпустить, - прошептал он. - Ты не создана для того, чтобы кому-то прислуживать. Эта работа убьет тебя.

– Если бы эта работа могла меня убить, она бы уже давным-давно это сделала, - возразила Софи.

– Но ведь теперь у тебя есть возможность ею не заниматься, - не отставал Бенедикт.

– Позвольте уж мне решать, воспользоваться этой возможностью или нет, - бросила Софи, чувствуя, что тело ее сотрясает нервная дрожь. - Вас ведь не мое благополучие заботит. Вам не нравится, что я вас отвергла.

– Это верно, - признался Бенедикт. - Но кроме того, я не могу бросить тебя на произвол судьбы.

– Я все свою жизнь была брошена на произвол судьбы, - прошептала Софи, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слезы. Не хватало еще расплакаться перед ним, выказав тем самым свою слабость!

– Позволь мне о тебе заботиться, - проговорил Бенедикт, коснувшись рукой ее щеки.

Софи закрыла глаза. Прикосновение его руки было до боли сладостным. Как же ей хотелось принять предложение этого замечательного, красивого, умного человека, о котором она мечтала целых два года!

Но слишком свежи были мучительные детские воспоминания, когда к ней относились как к отверженной. И клеймо незаконнорожденной никуда не исчезло. Оно по-прежнему огнем жгло ей душу.

Нет, она никогда не допустит, чтобы ее ребенок испытал такие страдания!

– Я не могу, - прошептала она. - Как бы мне хотелось…

– Что тебе хотелось бы? - с готовностью подхватил Бенедикт.

Софи покачала головой. Она собиралась сказать, что ей очень хотелось бы согласиться на его предложение, но она понимала, что это было бы неразумно. Бенедикт наверняка ухватился бы за эти слова и продолжал бы ее домогаться.

– Ты не оставляешь мне выбора, - мрачно изрек Бенедикт. Софи взглянула ему прямо в глаза. - Либо ты поедешь со мной в Лондон и… - он поднял руку, останавливая поток возражений, которые Софи собиралась на него излить, - и я найду тебе работу в доме моей матери, - многозначительно прибавил он.

– Либо? - угрюмо спросила она.

– Либо я заявлю в полицию, что ты меня обокрала.

– Не может этого быть! - ахнула Софи.

– Мне и самому бы этого не хотелось…

– Но вы это сделаете, - договорила за него Софи.

– Сделаю, - кивнул головой Бенедикт.

– И меня повесят, - сказала Софи. - Или вышлют в Австралию.

– Если я не попрошу для тебя другого наказания.

– И какого же?

Его карие глаза казались какими-то тусклыми, и внезапно Софи поняла: Бенедикту так же неприятен этот разговор, как и ей.

– Я попрошу, чтобы тебя отпустили под мою опеку.

– Это было бы для вас очень удобно.

Рука Бенедикта, все это время поглаживающая Софи по щеке, соскользнула ей на плечо.

– Я просто пытаюсь спасти тебя от самой себя. Софи подошла к ближайшему окну и выглянула во двор, удивляясь тому, что Бенедикт не пытается ее остановить.

– Знаете, вы заставляете меня вас ненавидеть, - призналась Софи.

– Я это переживу.

Софи коротко кивнула.

– Что ж, в таком случае подожду вас в библиотеке. Мне бы хотелось уехать сегодня.

И, войдя в библиотеку, Софи захлопнула за собой дверь. А Бенедикт так и остался стоять, глядя на закрытую дверь. Он понимал, что Софи не убежит. Она не из тех, кто нарушает данное слово.

Бенедикт понимал, что не сможет ее отпустить. Таинственная незнакомка в серебристом платье, женщина, тронувшая его сердце, покинула его два года назад, так и оставшись для него таинственной незнакомкой. Он даже имени ее не знает…

Но теперь у него есть Софи. Софи, при одном взгляде на которую у него сладко замирает сердце, чего с ним не случалось с тех пор, как таинственная незнакомка с бала-маскарада исчезла. Впрочем, к чему лукавить? Эта таинственная незнакомка уже давно превратилась для него в мираж. А вот Софи, живая, реальная Софи находится рядом с ним. И он добьется того, чтобы она стала принадлежать ему.

Софи его не бросит, с мрачной решимостью подумал Бенедикт.

– Твою ненависть я как-нибудь переживу, - проговорил он, глядя на закрытую дверь, - а вот если ты меня бросишь, мне этого не вынести.

"Автор этих строк уже высказывала своим дорогим читателям предположение насчет женитьбы мистера Филиппа Кавендера на мисс Розамунд Рейлинг. Увы, предположению этому, похоже, не суждено сбыться. Ходят слухи, что леди Пенвуд (мать мисс Рейлинг) заявила, что не выдаст свою дочь за какого-то простолюдина, хотя отец мисс Рейлинг - выходец из хорошей, однако не аристократической семьи.

В этой связи следует упомянуть, что мистер Кавендер начал оказывать недвусмысленные знаки внимания мисс Крессиде Купер".

"Светские новости от леди Уислдаун", 9 мая 1817 года

Как только карета отъехала от коттеджа, Софи почувствовала, что ей становится не по себе. С каждой минутой это чувство усиливалось, и к тому времени, когда они с Бенедиктом остановились на ночь в таверне в Оксфордшире, она уже места себе не находила от беспокойства, а когда карета добралась до окраин Лондона… гм… была уверена, что ее сейчас вывернет наизнанку.

Каким- то чудом, однако, ей удалось удержать содержимое желудка там, где ему и надлежало быть, однако чем дальше карета продвигалась по извилистым лондонским улочкам, тем большее беспокойство ее охватывало.

Нет, даже не беспокойство, а самые мрачные предчувствия.