Эм + Эш. Книга 2 - Елена Алексеевна Шолохова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не гони, автобусы только через два часа, не раньше, начнут ходить.
— А мне торопиться некуда.
— Ну, как знаешь.
Шаламов вразвалку побрёл в сторону стоянки, а Дёмин уверенно и твёрдо пошагал к остановке.
Вот же идиот, думал про себя Шаламов. Из-за каких-то дурацких обид будет теперь два часа стоять столбом. Остановку на Узловой не оборудовали ни навесом, ни скамейкой, а тут ещё и дождик стал накрапывать.
Всё-таки он не уехал. Сделал круг и снова подкатил к Дёмину.
— Садись давай. Не ломайся.
Дёмин помялся, но всё-таки пристроился сзади. Жил он, по забавному совпадению, тоже в Марково, но на другой улице и на другой остановке, однако всё равно Шаламову вдруг стало приятно.
— Спасибо, — сухо поблагодарил Дёмин, когда они остановились возле его подъезда. — А тебе на что-то срочное деньги нужны?
Шаламов хотел, было, отшутиться, но неожиданно для себя самого выложил правду:
— Да это не совсем мне… На девчонку одну навесили долг, можно сказать, ни за что ни про что. В общем, там сложная история, но я хочу за неё расплатиться. Такие вот дела.
Оба помолчали с минуту, затем Шаламов надел шлем.
— Ну, бывай. Маякни, если вдруг снова понадобится рабочая сила.
— Слушай, если тебе срочно надо, могу одолжить не всю сумму, конечно, но половину — точно, даже чуть больше. Я подкопил на…, в общем, неважно. Это не к спеху. Отдашь потом. Или ты не занимаешь у тех, с кем всего-навсего потаскал мешки?
Шаламов снял шлем. Протяжно вздохнул.
— Злопамятный ты, Че Гевара. — Помолчав, добавил: — Я ляпнул тогда, не подумав. Просто один козёл меня выбесил, вот и сорвался. Хочешь извинюсь?
— Да нужны мне твои извинения, — фыркнул Дёмин. — Деньги берёшь или нет?
— Лааадно, возьму, раз ты так упрашиваешь.
— Да пошёл ты, — усмехнулся Дёмин.
* * *
Эмилия, конечно же, спала и видела десятый сон. Шаламову стало даже немного совестно, что разбудил её в половине пятого утра. Но как можно было ехать мимо её дома и не зайти? Впрочем, она не выразила ни малейшего недовольства, наоборот. Обрадовалась, нежно прильнула к нему, сонная, тёплая.
— Постой, мне надо в душ сперва. Я весь грязный и вспотел. — Он поцеловал её в макушку и мягко отстранился. А пока мылся, Эм уже крепко уснула.
Глава 28-1
День ото дня Шаламов отдалялся всё больше. Вероника, казалось, испробовала всё, что можно — без толку. То, что раньше действовало на него безотказно, теперь он попросту не замечал. Дома появлялся очень редко, ближе к ночи, уходил к себе, ещё и на ключ закрывался. Иногда заявлялся вообще под утро и сразу мчался в душ. Один раз она настолько отчаялась (ну и подвыпила ещё, поскольку без вина терпеть всё это сил уж никаких не было), что подкараулила его, выходящим из ванной. Он не ожидал и вздрогнул. Её же при виде его голого торса кинуло в жар. Набросилась на него, как изголодавшаяся кошка, прямо в коридоре. Притиснула к стене, покрывая быстрыми поцелуями его шею, плечи, грудь, живот, но как только попыталась сорвать полотенце с бёдер, он вцепился в него, вывернулся и ушёл. Вероника осела на пол и горько разрыдалась. Спустя пару минут он вернулся, уже полностью одетый, присел на корточки рядом. Стал её утешать, бормотать, что просто устал и хочет спать. Но Вероника знала, что это всего лишь отговорки и никак не могла успокоиться.
— У тебя есть другая? Ты с ней время проводишь? — сквозь всхлипы спросила она.
Он отвёл глаза, стиснул челюсти и, помолчав, мрачно ответил:
— Нет.
— Тогда почему ты со мной больше не спишь?! Почему не…
— Я же говорю — устал, — буркнул он, поднялся и ушёл к себе. Вероника ещё долго всхлипывала, но больше он не показывался.
Как назло ещё и отец повадился ежедневно звонить и выспрашивать: «Всё ли хорошо? Как ведёт себя «этот»? Дома ли ночевал? Не обижает?».
Хорошо ещё, что она взяла отпуск и отец её последние дни не видел, потому что даже пару минут следить за голосом и отвечать на его расспросы спокойно, без истеричных ноток было невероятно тяжело. И так неизвестно, верил ли отец в её: «Всё отлично! Эдик — молодец! Конечно, ночует дома, ну а где ж ещё? Не обижает, как можно!». Сомневался, наверняка, раз каждый день названивал. Но о том, чтобы сказать отцу правду, она и помыслить не могла. Потому что догадывалась, что тот одним махом положит всему конец. Он и так изводил её своим «расстаньтесь», а сейчас и вовсе его терпение было на пределе. Ко всему прочему, Вероника боялась за Шаламова. Что, если отец накажет его, как когда-то наказал её первого мужа?
А вот если бы убрать с дороги эту официантку… Она ей как кость в горле. Вероника даже подступалась к отцу с этой просьбой, поспешив заверить, что это «на всякий случай» и «чтобы не было соблазна». Он мог бы в два счёта решить эту проблему. Но отец неожиданно отказался.
«Девчонка тут ни при чём. Не буду я её трогать, я с детьми не воюю, — сказал и тотчас прищурился: — А что? Этот всё-таки выступает?».
Пришлось ретироваться: «Нет-нет, всё нормально».
* * *
После недели безвестности и неопределённости, страхов и надежд, новости посыпались одна за другой. И такие, что хоть в петлю лезь. Сначала позвонили из агентства, пригласили приехать лично. Ну а там как по сценарию: сочувствующий взгляд, стульчик, плотный коричневый конверт…
Веронике заранее стало тошно: что в конверте — она догадалась сразу.
— К моему глубокому сожалению, ваши опасения подтвердились, — вздохнув, произнёс детектив Ванюшин. — Наблюдение показало, что ваш жених действительно встречается с этой девушкой. И встречи их носят… очень личный характер. Можете сами убедиться.
Из конверта выскользнули снимки. Локации разные, но везде он с ней, с этой проклятой Эмилией вдвоём, за исключением одной фотографии, где с ними был и третий — Лёва, друг Шаламова. Вероника тотчас его узнала и поморщилась. Раз уж Эдик знакомит её со своими друзьями, значит, там всё серьёзнее некуда. И значит, он ничуть не уважает свою невесту, позорит. Ведь это так унизительно! А она ещё помогала недавно этому Лёве найти свободную квартиру — он там от кого-то скрывался, а люди, что приютили поначалу, выставили его, потому что надоел. Этот Лёва тогда примчался к Эдику, торчал у них на кухне, курил вонючие дешёвые сигареты и ныл. Но Вероника улыбалась ему,