Под небом Италии - Айрис Денбери

Наконец, у самого потолка она нашла отверстие, через которое, возможно, смогла бы протиснуться. Но для этого обе руки должны быть свободными. А ведь нужно чем-то держать фонарь и альбом. Она засунула альбом в комбинезон, обшарила карманы и нашла кусок резинки, с помощью которой попыталась прикрепить фонарь к каске на манер шахтерской лампы. Это оказалось труднее, чем она думала, и Антония просто повесила фонарь на шею.

С трудом ей удалось подтянуться и протиснуться в щель, образовавшуюся между стеной и упавшими камнями. Здесь идти оказалось легче, поскольку тоннель в этом месте пострадал не так сильно и некоторые из стальных подпорок все еще удерживали потолок.

— Стефано! — снова позвала она.

Внезапно Антония замерла на месте. Это явно не тот тоннель, и он ведет куда-то за пределы гробницы. От этой мысли ее бросило в дрожь. Она забралась в еще более недоступное для спасателей место, если они вообще до нее доберутся.

Антония устала и измучилась. Это был тяжелый день. Девушка примостилась в углублении между скалами и задремала. Когда очнулась, часы показывали почти четыре часа.

Знает ли кто-то, что она попала в ловушку? Наверняка Стефано должен был позвать на помощь. Через пару часов рабочие придут на раскопки.

Антония знала, что нужно делать. Она должна спуститься обратно через узкий лаз, поскольку ни один взрослый мужчина попросту не сможет подняться к ней. Каждое движение давалось ей с огромным трудом, так она была измучена. И когда, наконец, ей удалось пролезть в нижний тоннель, она выронила фонарь. Он остался по другую сторону каменного барьера. Антония оказалась в темноте, успокаивая себя, что хотя бы рисунки в целости и сохранности.

Духота усиливалась, хотя, возможно, ей это казалось, как кажется всем, кто оказался замурованным в каменном мешке. Она пыталась бороться со сном, чтобы суметь ответить, если вдруг услышит голоса или еще какой-нибудь шум, но все же, должно быть, заснула. Ей приснился хороший сон. Она вместе с Толботом в маленькой лодке плывет к острову на озере Тразимено. Какой свежий вечер, синяя гладь воды тянулась словно шелк, жаркое солнце обжигало плечи и шею.

Она открыла глаза и поняла, что сон не похож на реальность. Вокруг не было ничего, кроме темноты и безмолвия. Тут ей показалось, что снова снится сон. Послышались крики, громкие удары, и кто-то позвал:

— Тони!

И хотя она тщетно кричала в ответ, голоса не становились ближе. Потом снова раздался шум ударов и кто-то сказал:

— Тони, милая! О, любовь моя, ты цела!

Она была не в силах ответить, но почувствовала, как ее подняли и понесли куда-то. Шум голосов сначала стал оглушительным, потом стих, и остался лишь звучащий в ушах чей-то шепот:

— Тони, милая.

Она очнулась… и увидела перед собой серый брезент палатки. Потом чуть-чуть приподняла голову и заметила светлую полоску голубого неба.

— Где… Что случилось?

Клео опустилась рядом с ней на колени.

— Не волнуйся, — прошептала она. — Ты еще не отошла от шока.

— Да, тоннель. Он обвалился… и я погубила всю работу Толбота…

— Не беспокойся за него. Он справится со своими заботами, — перебила ее Клео.

— И одна из моих забот здесь, — произнес другой голос.

Внезапно красивое лицо Клео исчезло, и Антония увидела Толбота.

— О, Толбот! — судорожно прошептала она. — Я все тебе испортила! И это после того, как ты столько работал. Мне очень жаль.

К своему стыду, она разразилась рыданиями. Слезы ручьем потекли по щекам.

— Не плачь, любовь моя. Главное, ты жива. — Он обнял ее и прижался щекой к ее щеке.

— Я только хотела помочь тебе. Рисунки…

— О боже! Подумать только, ты рисковала жизнью ради рисунков! Почему, черт возьми, ты не подождала, пока я сам не проведу тебя через тоннель?

— Я убедила Стефано… ох, с ним все в порядке?

— С ним все хорошо. Я устроил ему выволочку… но я также должен быть ему благодарен за то, что он, не теряя ни минуты, позвал на помощь. А теперь хватит разговоров. Тебе надо отдохнуть. Сейчас приедет «скорая». Тебе надо обследоваться в госпитале.

— Я в порядке. Я в палатке «походного лагеря», и я с тобой.

Он осторожно и нежно поцеловал ее.

— О! На этот раз ты не против. Попробую еще раз.

— Кто я такая, чтобы останавливать тебя? — В ее глазах плясали веселые искорки.

— Так-то лучше. — На сей раз его поцелуй был сильным и требовательным, и она ответила на него.

Клео заглянула в палатку сообщить, что приехала «скорая».

Наконец ужас пережитого сломил Антонию. Она весьма смутно помнила дорогу до больницы, суетящихся вокруг медсестер, кивающих докторов, долгий сон. Очнулась уже в своем номере в «Маргарите», заставленном цветами.

Вошел Толбот. Светлые волосы приглажены, синие глаза светятся нежностью, которая не оставила бы сомнений в душе любой девушки.

— А, ты уже не такая замарашка, как в ту минуту, когда я видел тебя в последний раз.

Она рассмеялась:

— Вот, наверное, было зрелище!

— Да уж. Когда мы вытащили тебя, выглядела ты ужасно.

Он присел на край кровати и нежно коснулся ее руки.

— Я с самого начала приношу тебе одни неприятности.

— Это правда. — Он крепче сжал ее руку. — Много лет назад я решил, что моя работа несовместима с женщинами.

— Да, ты говорил, что не хочешь ничего усложнять.

— Но ты усложнила. Ты в узел меня связала.

— Ненарочно.

Он с притворной грустью покачал головой:

— Тем не менее дело сделано. Сделано окончательно… и бесповоротно. Тони, я думал, если мне удастся найти сокровище, которым был бы рад обладать любой известный музей, то буду счастлив до конца дней своих. Ты отодвинула мою работу на второй план, потому что я не могу думать о будущем, в котором не будет тебя.

— Мне очень жаль, Толбот. — Она не смотрела на него, боясь, что он увидит, как сияют ее глаза.

— Чепуха! Вовсе тебе не жаль. — Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть на себя. — Ты выйдешь за меня замуж?

— Да, конечно, — произнесла она тихо. — О, Толбот, я собиралась уехать, потому что не могла оставаться здесь и думать, что ты… не хочешь меня.

— Идиотка! Да я приблизиться к тебе не мог. Каждый раз, когда я думал, что мне удалось разрушить барьер между нами, ты снова возводила его. В тот день в Губбио…

— На Празднике свечей, — прошептала она.

— Все шло прекрасно, пока не появился Роберт.

— И Клео? — поддела она его.

— Клео может сама о себе позаботиться. Она крепче, чем ты, Тони. Она испортила работу, которую ты проделала с теми вазами, а я обвинил тебя за нерадивость. Потом она насплетничала газетчикам. — Он поцеловал один за одним кончики ее пальцев. — Ты простишь меня?