Под небом Италии - Айрис Денбери

— Ты удовлетворена, что их не поселили в хлеву?

— Сейчас да. Но надеюсь, ты выполнишь свое обещание и найдешь для них более подходящее жилье?

— Это было не мое обещание, а местных властей, — прорычал Толбот.

— Ясно. То есть ты умыл руки и забыл о Лучано и его семье, после того как получил что хотел.

— Не понимаю, почему ты так озабочена их судьбой.

— Возможно, я не настолько увлечена древними цивилизациями, чтобы не думать о проблемах людей, которые живут сегодня.

— Понтелли должны быть счастливы, что у них есть такой отважный защитник.

Они проехали еще пару миль, прежде чем Толбот заговорил:

— Ты можешь дружить с Понтелли, но держись подальше от Стефано. Он прекрасный помощник, но у него масленый взгляд, и он считает себя большим повесой.

— Еще один Казанова? Не думаю, что мои знакомства должны тебя беспокоить.

— Но я беспокоюсь. Это я познакомил тебя со Стефано, Лучано и его семейством.

— И теперь ты считаешь своим долгом защитить меня?

— Ох, Антония, ради бога, будь реалисткой!

— Давай не будем больше об этом, — вздохнула она. — Мне не нравится, когда водитель нервничает за рулем.

Толбот метнул на нее убийственный взгляд и сосредоточился на дороге.

Оставшуюся часть пути они проделали в молчании, и Антония подумала, что легко могла бы избежать этой бурной сцены, если бы вспомнила, что Толбот наверняка проедет мимо дома Понтелли, возвращаясь домой. Надо было пораньше уехать либо не выходить из дома. Тогда бы он не узнал, что она вообще была там.

За ужином она предоставила Филиппу и Толботу вести беседу, изредка вставляя слово, чтобы крестный ничего не заподозрил. Но когда они закончили ужин и вышли во двор выпить кофе, Филипп вдруг воскликнул:

— А почему бы вам обоим не сходить куда-нибудь вечером? Я слышал, здесь устраивают концерты прямо под открытым небом.

Антония взглянула на Толбота, который старательно отводил взгляд.

— Думаю, у Толбота есть еще работа, — произнесла она самым любезным тоном, — а я собиралась пойти в кафе, поболтать с моими скандинавскими друзьями.

Антония извинилась и вышла из отеля. Чтобы подтвердить свою легенду, ей волей-неволей пришлось дойти до Корсо Ваннуччи. Оказавшись у великолепного Дворца приора и Большого фонтана, которые она столько раз рисовала, Антония миновала многочисленные кафе и направилась к Этрусским воротам — это место всегда действовало на нее умиротворяюще. В бурную историю Перуджи, когда страсти были столь неистовы, а кровопролития столь часты, что ступени собора приходилось омывать вином и заново освящать, можно было окунуться и сейчас, если суметь уловить шепот древних стен, выбалтывающих свои секреты, когда вы проходите мимо.

Антония ощутила легкое раздражение, обнаружив, что на ее любимой каменной скамье у подножия ворот уже сидит какой-то мужчина. Что ж, вряд ли вообще стоило сидеть там одной в темноте.

Она миновала скамью, намереваясь подняться по длинной извилистой лестнице, когда кто-то окликнул ее:

— Тони!

Резко обернувшись, Антония оказалась лицом к лицу с Толботом.

— Ты собиралась просто пройти мимо меня? — спросил он.

— Я не видела, что это ты, — призналась она и затем добавила: — Вряд ли ты ожидал, что я стану разглядывать каждого мужчину, которого увижу сидящим на скамейке?

— Нет. Но ты могла заметить меня, когда я пришел сюда, надеясь тебя найти.

Он подвел ее к каменной скамье.

— Как ты догадался, что я приду сюда?

— Это несложно. Я вспомнил, что твои друзья уехали из Перуджи несколько недель назад.

Странное ликующее чувство охватило Антонию. Значит, она не безразлична ему? Или он пошел за ней просто потому, что считает своим долгом защищать соотечественницу в чужом городе?

— Почему мы все время ссоримся? — вздохнул Толбот.

— Наверное, мы настроены на разные волны. Мы просто двое людей, которые раздражают друг друга.

— Ты не думала так, когда впервые встретила меня.

— Пожалуй, нет, — согласилась Антония. — Но ты обращался со мной как с капризным ребенком.

— А сколько раз ты сама унижала меня и очень недвусмысленно давала понять, что я только мешаю?

— Мешаешь чему? Или кому? — Антония почувствовала, как гнев сжимает горло.

— Не знаю. Я нахожу все это очень странным. Не знаю, увлеклась ты Робертом или…

— При чем тут Роберт? Он без ума от Клео.

— Но ведь он мог передумать, правда? — задумчиво пробормотал Толбот.

— Как и Клео, на что ты очень надеешься, да?

— Почему я должен на это надеяться?

— Ну, ты сделал все, чтобы встать между Робертом и Клео. Я знаю. Она молода и ветренна, но ты бы мог подумать о чувствах Роберта.

— О чем, черт возьми, ты говоришь, Тони?

Она смутилась, но не стала отступать. Ей ужасно хотелось услышать, как он станет все отрицать.

— Не успела она с матерью уехать во Флоренцию, как ты понесся за ними.

— Ты, должно быть, сошла с ума! Тебе ведь лучше, чем кому-либо, известно, зачем я туда поехал.

— Мне известны твои отговорки насчет музеев и попыток отыскать среди экспонатов подделки. Это звучало очень правдоподобно.

— Правдоподобно! Так ты думаешь, что единственной причиной, по которой я приехал, было… — Он замолчал.

— Было что?

Его близость и возмущенные попытки оправдаться заставили Антонию на несколько волшебных секунд поверить, что он действительно мог примчаться во Флоренцию за ней, а не за Клео.

— Что толку объяснять тебе? — гневно выкрикнул он, вставая. — Пойдем, уже поздно. Лучше я провожу тебя до гостиницы.

— Прости, если я зря обвинила тебя в том, что у вас с Клео роман, — робко прошептала Антония.

Он не ответил. Пока они поднимались по ступеням, Антония вспомнила другую, счастливую, встречу, когда они вот так же столкнулись у ворот и во мраке взбирались по лестнице, петляющей между темными, молчаливыми домами.

Антония поклялась себе, что до самого отъезда из Перуджи никогда не придет без крайней необходимости снова к воротам. Древнее величественное сооружение теперь навевало плохие воспоминания. Она обманывала себя, думая, что впереди ее ждет нечто удивительное и даже волшебное. Теперь она точно знала, что потеряла Толбота окончательно и бесповоротно.

Когда Филипп сообщил о своем намерении отправиться домой, Антония поняла, что пришло время и ей покинуть Перуджу. У нее больше не было причин оставаться здесь, разве что она все еще пыталась помочь Лучано получить достойное жилье, и ей хотелось быть уверенной, что усилия не пропали.