Приданое для Царевны-лягушки - Нина Васина

– А что Аврора? Что она думает на эту тему? – спросил Платон. – Она же тоже должна видеть эту красавицу!

– Аврора на эту тему ничего не думает. Говорит, что это всем нам божье наказание. Тони, я чего приехал. Сегодня утром она подошла и села ко мне на колени.

– Аврора? – ужаснулся Платон.

– При чем здесь Аврора?! – опять вскочил Веня.

Помолчав, Платон осторожно поинтересовался:

– А ты что?

Веня, судорожно вздохнув, крепко зажмурился и вместо ответа попросил:

– Тони, вернись домой, очень тебя прошу. Не знаю, чем ты заболел, но если тебе нужна теплая кровь, чтобы выздороветь, я привезу медвежьей, или львиной, если нужно. Какая от мышей польза может быть? Вернись, Тони, а то беда будет.

– Послушай, Веня, я не знаю, что тебе наговорил Гимнаст...

– Он сильно за тебя переживает, – перебил Веня. – Говорит, когда ты долго без работы, ты начинаешь страдать и бродить по ночам в поисках теплой крови. Сказал, что мыши – реальный вариант, потому что их продают в магазинах как корм для некоторых редких домашних животных. Крокодилов всяких.

Тут, конечно, Платон тоже не усидел в плетеной качалке. Походил, постукивая по перилам, словно проверяя их на прочность. Отогнал осу от графина. Посмотрел на Вениамина долгим изучающим взглядом.

– Медвежья наверняка лучше будет, – пробормотал Веня, съежившись.

– Несомненно, несомненно, – кивнул Платон. – А где ты возьмешь медвежью или львиную кровь?

– Это – запросто. В зоопарке, – удивленно пожал плечами Веня.

– Сядь, Вениамин, – попросил Платон. Дождался, пока племянник устроится удобнее. – Ты хочешь сказать, что можешь убить большое красивое животное только потому, что какой-то человек скажет тебе...

– Зачем же убивать? – опять перебил Веня.

– А как иначе?

– Как ты делаешь, – уверенно ответил племянник. – Завалить, надрезать вену на ляжке, собрать, сколько нужно, крови и заклеить ранку пластырем.

– Ага-а-а... – протянул Платон. – Завалить, а потом заклеить ранку пластырем...

– Гимнаст сказал, что ты такое иногда проделываешь с совхозным быком.

– С кем?.. – пошатнулся Платон.

– С быком-производителем из ближайшего совхоза. Я, конечно, – не ты, медведя голыми руками не завалю. Сначала придется выстрелить усыплялкой, Федька знает, как ею пользоваться – стрелял в обезьяну.

– И что?..

– Ничего получилось. Повеселились...

– Знаешь что, Вениамин. Ты возвращайся в Петербург. А я вскорости приеду. Завтра же и приеду, – решился Платон.

– Без базара? – прищурился Веня.

– Да. Я приеду. Соберусь, улажу кое-какие дела. И появлюсь.

– Значит, я могу не привозить сюда послезавтра еще сотню мышей?

– Э-э-э... Не надо. Не надо, родной. И зоопарк тревожить тоже не надо. Я, если приспичит, прогуляюсь, завалю быка... – Платон подталкивал племянника к выходу.

– А сегодня? Сегодня приехать не сможешь? – с надеждой цеплялся глазами за лицо дядюшки Веня.

– Сегодня никак не могу. Сегодня у меня девочки приглашены из эротического салона.

– Святое дело, – кивнул Вениамин.

Разыскав Гимнаста в гараже, Платон несколько минут стоял в полном ступоре, наблюдая, как тот крошит мышей на верстаке. Огромным ножом.

– Ты, Платоша, не смотрел бы... – попросил Гимнаст, вытаскивая из банки очередную неподвижную жертву.

В большом резиновом фартуке, в резиновых сапогах и толстых резиновых перчатках, Гимнаст смотрелся как профессиональный забойщик скота, или... Еще маска на лице, как у хирурга. Платон поежился. Всякое желание отыграться на садовнике за быка-производителя из ближайшего совхоза пропало.

– Не сердись, – подстерег его мысли Гимнаст. – Захотелось, чтобы ты поехал к ребяткам, навел там порядок, вот я и наплел Веньке всякой всячины.

– Завтра, – кивнул Платон, уходя.

– Ну, как знаешь, – разочарованно пробормотал Гимнаст.

В девять тридцать вечера на такси подкатили девочки из «Сакуры», а еще через полчаса подъехал старенький скрипач, который просил ни в коем случае не давать ему пить до «Ночной сонаты», а потом – можно, потом пальцы все равно устанут.

К половине одиннадцатого Платон застыл неподвижным божком перед курительницей, которую соорудил Гимнаст в большой столовой. Сквозь дымок он наблюдал за отточенными движениями маленькой, ярко раскрашенной женщины, подающей ему чай под «Аквариум» Сен-Санса в исполнении трезвого скрипача.

В это самое время – в десять тридцать вечера – Федор Омолов завалил своего брата с одного удара в висок. Было это в спальне Платона. Вениамин упал у кровати.

Аврора, с разбега вскочившая на кровать, тут же опустила сверху на голову Федора аквариум с белыми лягушками, который она схватила в гостиной, как только услышала, что братья ругаются. Аквариум в четыре литра принадлежал Илисе – вместе с пианино и большим чемоданом он составлял, как та любила пошутить, ее приданое. Федор упал на брата, залив его спину водой и кровью из разбитой головы, а сверху на мокрого Федора свалились лягушки, запутавшиеся в водорослях.

За всем этим весельем наблюдало хрупкое чудесное создание, голое и с личиком ангелочка – маленькая светловолосая красавица, сидящая на письменном столе. Забравшаяся туда с ногами, она хохотала и стучала от восторга в столешницу розовыми пятками.

– Вы только посмотрите! – подвывала от смеха красавица, показывая пальцами на испачканную кровью белую лягушку.

Смотреть было некому. Братья неподвижно лежали друг на друге на полу. На кровати валялась без чувств Аврора.

Платона в квартире встретила Илиса. Притихшая и серьезная, своим видом она сразу насторожила Платона, но такого он, конечно, не ожидал.

Племянники – оба с перевязанными головами – лежали на разложенном диване в гостиной и вдвоем разглядывали книгу. Платон издалека увидел, что это «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, и даже успел подумать, что ему не очень нравится это издание из-за рисунков Доре, прежде чем испугался до подкосившихся ног.

– Кто это сделал? На вас покушались? Милицию вызывали?..

Племянники удивленно посмотрели на Платона, потом – друг на друга, затем – на Илису.

– Платон Матвеевич, я принесу тебе выпить, – уверенно предложила Илиса.

– Какое – выпить? Надо что-то немедленно делать! Я позвоню Птаху, пусть он приставит охрану!

– Не надо охраны, – усадила его Илиса. – Никто ни на кого не покушался. Они сами подрались.

– Подрались?.. – не поверил Платон. – Да почему?..

– Из-за меня, – спокойно объяснила Илиса, глядя прямо ему в глаза.