Русская революция в Австралии и "сети шпионажа" - Юрий Артемов

Не благоприятствовала нормальному развитию советско-австралийских отношений и общая направленность международного курса СССР, отличавшегося отсутствием дипломатической гибкости и намерением любой ценой переиграть своих противников на полях сражений биполярного мира. Это обостряло возникавшие противоречия и конфликты. Имело место стремление подверстать партнеров под собственные понятия о том, «что такое хорошо, а что такое плохо». Утрачивались связи в экономике, в культурной жизни, в политике, свертывались межчеловеческие контакты.

Между тем, у каждого государства, как и у каждой личности, имеются свои историко-культурные и политические особенности, традиции, опыт международного общения, и причесать всех под одну гребенку немыслимо. Когда из этого ничего не выходило (даже на контролируемом пространстве социалистического лагеря), возникало желание наказать провинившихся, вплоть до крайних мер в виде разрыва отношений. Это влекло за собой потерю наработанных десятилетиями или даже столетиями связей в экономике, в культурной жизни, в политике, личные драмы и трагедии.

Ценность международного общения во многом заключается в возможности почерпнуть друг у друга что-то новое, полезное. Лишать себя такой возможности, по меньшей мере, неразумно. К тому же поссориться и «разбежаться по своим углам» легко, а вот возвращаться к нормальному положению вещей приходится годами. Советско-австралийские отношения после бегства Петрова были ликвидированы за десять дней, а на их восстановление ушло целых пять лет.

Разрыв отношений – последний довод королей, делающий ненужной дипломатию как таковую. Понятно, когда это происходит в условиях начавшейся войны или вооруженного конфликта. Однако вряд ли следует рассматривать разрыв отношений как эффективный метод внешней политики. Государство лишает себя возможности получать необходимую ему информацию (представители, выполнявшие эту функцию, отозваны), действенно защищать свои интересы, права своих граждан. А что взамен? Сомнительное удовлетворение оттого, что ударили кулаком по столу? Надежды на то, что страна, с которой произошел разрыв, усвоит преподнесенный ей урок, исправится и будет смиренно предлагать пойти на мировую, иллюзорны. Обычно ничего подобного не происходит и спустя какое-то время, не достигнув поставленных целей, государство, инициировавшее разрыв, вынуждено идти на попятный.

За примерами далеко ходить не надо. Советский Союз разрывал отношения с польским правительством в 1943 году, с Югославией – в 1948-м, с Израилем – в 1953-м и 1967-м и всякий раз добивался эффекта, обратного желаемому. Стремление проучить «проштрафившегося» партнера оборачивалось подрывом собственного реноме и последующим осознанием необходимости вернуться к нормальному дипломатическому общению. Столь же контрпродуктивным был выход СССР из Совета безопасности ООН в январе 1950 года, этим он нанес ущерб только собственным интересам.

Конечно, если в стране пребывания создаются условия, исключающие нормальную работу дипломатической миссии, прекращение отношений обоснованно. В 1929 году, когда китайские власти пошли на военный захват КВЖД и организовали нападения на советские миссии и граждан, такой шаг был оправдан. Едва ли у Советского Союза была возможность сохранить в начале 1950-х годов дипломатические контакты с Венесуэлой и Кубой, власти которых сами взяли курс на разрыв отношений (следуя американским рекомендациям), что и произошло в 1952 году. Советских дипломатов обстреливали, незаконно задерживали и избивали.

В 1954 году применительно к ситуации в Австралии советское правительство также объясняло свое решение отсутствием нормальных условий для работы дипломатического персонала, но в данном случае этот тезис не столь убедителен. Несмотря на большие неприятности, с которыми столкнулись официальные представители СССР в этой стране, говорить о том, что там были поставлены под угрозу безопасность и жизнь дипломатов, можно было лишь с большой натяжкой.

Но вернемся к тому времени, когда грозные признаки грядущего разлада только обозначились.

Тучи над советским посольством в Канберре сгущались с конца 1940-х годов. Правительство Мензиса всемерно поощряло «австралийский маккартизм». В 1951 году оно потерпело неудачу с запретом КПА[361], но продолжало вести свою линию. Борьба против всех левых, включая лейбористов (которые, на самом деле, не были такими уж левыми), рассматривалась как фундамент внутриполитического курса. Готовясь к всеобщим выборам в мае 1954 года, правящий кабинет решил в очередной раз разыграть антисоветскую и антикоммунистическую карту. С этой целью была санкционирована операция спецслужб, которая должна была доказать участие посольства СССР в шпионской деятельности против австралийского государства и дискредитировать «советских подручных» – коммунистов и, главное, лейбористов, основных соперников Мензиса. Выполнение этой задачи было возложено на АСИО, которая вплотную занялась отслеживанием русских, нащупывая у них «слабое звено». Потребовалось несколько лет, чтобы это звено было найдено.

Владимир и Евдокия Петровы были детьми своего времени. Они называли себя «вторым поколением детей Советской революции». К первому поколению, очевидно, принадлежали те, кто революцию делал. Ко второму – кто воспользовался ее плодами. «Мы оба родились в бедности, в примитивных условиях, характерных для русской деревни. Революция предоставила нам возможности, о которых мы и мечтать не могли. На советской службе мы поднялись до положения, обеспечившего нам комфорт, благосостояние и привилегии»[362].

15 февраля 1907 года в деревне Лариха в семье крестьянина Михаила Шорохова родился мальчик, которого окрестили Афанасием. Владимиром Петровым он стал гораздо позже.

Лариха находилась в сибирской глуши, вдали от крупных дорог и железнодорожных путей. Ближайший торговый и культурный центр Ишим – в 19 верстах. В семье было пять человек – отец, мать и три брата.

Богачами Шороховы не были, но и не бедствовали. На 12 акрах земли выращивали пшеницу, рожь, овощи, в урожайные годы ели досыта. Владели тремя коровами, телятами, овцами, разводили птицу.

Владимира, единственного из всех детей, отдали в школу. Учился зимой, в остальное время приходилось работать в поле. Мальчик проучился две зимы, на этом школа закончилась. Вскоре после начала Первой мировой войны трагически погиб отец, не на полях сражений, а дома: в грозу в него ударила молния. Семья осталась без кормильца, каждая пара рук была на счету. Какая тут школа. Но чтение и письмо Афанасий успел освоить.

Четыре года Шороховым, худо ли бедно, удавалось вести хозяйство, но в 1919 году начался страшный голод. Они потеряли весь скот. Собирали кору деревьев, картофельную ботву, листья подсолнечника, все это варили, тушили и ели. Голодали несколько лет. В 1921 году жители Ларихи умирали десятками, их хоронили в наспех вырытых могилах. Тогда мать отдала Афанасия в ученики деревенскому кузнецу, который обучал парня своему ремеслу и кормил его. Афанасий был невысокого роста, но физически развитым и с тяжелой работой справлялся.