Я - сталкер. Новый выбор оружия - Андрей Левицкий

Я обернулся. Так и есть, на летучих мышей, разинув рты, пялились двое желдаков. Что они здесь делают? Неужели шли за нами в надежде ограбить, подкравшись тихонько сзади?

Были они совершенно карикатурной парочкой. Один – хайрастый, бородатый, ярко-рыжий. Второй – мелкий, рахитичный, в тюбетейке и без бороды, видно скошенный подбородок.

– Мутантс! – воскликнул бритый. – Очень бед! Нападать ту ит эни тело! Гоу бежать!

– Фак! – воскликнул мелкий, привлекая к себе внимание мутантов. – Воу!

Вожак, взмахнул крыльями и повернул к ним уродливую башку, и желдак не выдержал, пальнул по нему, разворачиваясь, чтобы спастись бегством.

Хайрастый вскинул ружье – древнюю охотничью двустволку. Его товарищ выпалил в воздух картечью. И грянуло еще два выстрела.

– Факин все! – заорал бритый. – Гоу ту ад!

Я даже посочувствовал бедолагам.

Хайрастый переломил ствол, деловито перезарядил двустволку и снова выпалил. Повисло дымное облако. Заорал, переходя в неуловимые ушами, но больно бьющие по мозгам, частоты, вожак мышей.

Мне стало страшно. Так страшно, как не бывало никогда.

Бывает страх, он подстегивает тело – получив сигнал «спасайся», организм начинает вырабатывать адреналин, гормон стрессовой ситуации. Чаще бьется сердце, мелкая моторика идет к черту, но быстрее бежишь, сильнее бьешь. Отключается периферическое зрение, появляется «туннельное» – сосредотачиваешься на цели. В общем, адреналин – полезный гормон.

Но сейчас на меня нахлынул панический ужас, как в кошмарных снах, когда не можешь двигаться, не в силах кричать… Когда что-то невообразимое, выходящее за рамки опыта, не только твоего, но и биологического вида, прет на тебя – ужас, выражаясь словами классиков литературы, сковывает тело.

Понемногу ужас отпустил, и накрыла паника. Все знания испарились, я заметался по поляне, не думая об аномалиях, вообще не думая. Энджи трясла головой и пятилась, не выпуская пистолет. Пригоршня сидел, закрыв голову руками. И снова стреляли желдаки.

За что и поплатились.

Визг вожака прекратился, и отступила вызванная им паника. Мыши, во главе с нетопырем, припадающим в полете на одно крыло, ринулись к обидчикам. Я шарахнулся в сторону, споткнулся о все еще валяющуюся на земле Энджи и с размаха упал на задницу. Мыши терзали желдаков. Дикие вопли жертв, визг мутантов, шелест крыльев. Кажется, вожак стаи добрался до людей, на траву брызнула кровь. Меня замутило. Мыши копошились, облепив уже не кричащих людей. Вожак, повернув вымазанную красным морду, посматривал в нашу сторону.

Энджи взяла себя в руки и проговорила:

– Гранату!

– Отходим к холму! – крикнул Пригоршня, запуская руку в подсумок.

Я понял его, подхватил девушку под мышки и поволок (сперва она спотыкалась, потом побежала) к впадине между пологими, поросшими лесом, холмами. На бегу кинул гайку – вроде, нет аномалии. По доброй воле между возвышенностями никогда не сунулся бы, но если выбирать: сожрут заживо или сгоришь в «топке», лучше уж второе, по крайней мере, быстро. Мы достигли укрытия, и я повалил Энджи лицом в траву, накрыв собой. Через секунду рядом упал Никита, и почти сразу на поляне прогремел взрыв. Нас осыпало землей и чем-то горячим, влажным – как выяснилось, когда поднял голову, останками мышей. Вокруг щедро разбросало кровавую кашу. Все было липким, алым, и дико смердело требухой. Посреди поляны, где пожирали желдаков, теперь темнела воронка.

Пригоршня часто задышал, видимо, борясь с тошнотой. Энджи схватилась за горло. Меня и самого мутило.

– Вот это… – Никита замялся, подбирая слова, – месиво.

Вожаку тоже досталось от взрыва. Он был еще жив – огромный, ворочающийся кусок мяса с оторванными конечностями и развороченным животом.

Что же Никита туда кинул? Точно не «лимонку», помощнее.

Пригоршня встал, подошел к вожаку и выстрелил в голову.

Наконец-то стало тихо.

– В колодце схрон делать не будем, – резюмировал Никита, – лучше возле ивы закопаем, под корнями.

Стараясь не оглядываться на останки мутантов, мы приступили к работе.

* * *

Хорошо, что недалеко от колодца нашелся ручей. Если верить дозиметру, даже не с радиоактивной водой. Мы отмылись, переоделись в «чистое» (вообще-то, конечно, грязное, но «метод сухой стирки» еще никто не отменял), развесили вещи сушиться на прибрежных кустах.

– А не пожрать ли нам? – спросил Пригоршня.

Энджи слегка перекосило.

– Пожрать, – согласился я. – Предстоит долгий путь, все равно у нас вынужденный привал. Передохнуть нам необходимо. Энджи, ты как?

– Отлично! – улыбнулась она.

Мы вытащили тушенку, галеты, для девушки – банку фасоли, после фарша из мышей она на мясо смотреть не сможет, костер разводить не стали. Пригревало, пахло проточной водой и осокой, над ручьем метались стрекозы – обычные, не мутанты.

Пригоршня наворачивал тушенку, запивая водой из ручья, я рассматривал карту.

Итак, натовская база действительно по дороге. Интересно было бы туда заглянуть: если база заброшенная, чем-нибудь поживимся, если нет – заранее это поймем и успеем ноги унести. Хотя с чего бы ей быть обитаемой? После Изменения мало кто усидел на месте, большинство погибло, сохранились только крупные центры на периферии, такие, как Любеч. Наверное, уцелели и базы военсталов, и лагеря крупных группировок, но в последнее время о них ничего не слышно – должно быть, разгребают проблемы, пытаются приспособиться к изменившейся реальности.

Если верить карте, к базе мы должны были подойти вечером, и путь наш лежал через лес, на карте – жирно заштрихованный участок – места особо опасные, аномалии встречаются так часто, что нет смысла выделять их по отдельности. И россыпь красных точек, отмеченных словом «горечавки». Цветок такой, вроде бы. А пометка, как на скопление мутантов.

А вот за лесом, на западе, на берегу мелкой речушки со смешным названием «Выдра» и находилась база НАТО.

* * *

Начиналась самая опасная часть нашего путешествия. Когда-то я услышал: хочешь зарабатывать больше других, просто работай больше других. В Зоне это универсальное правило можно было переозвучить следующим образом: хочешь зарабатывать больше других, иди дальше других. Правда, злые языки утверждали: дальше ходишь – скоро сдохнешь.

Вот сейчас возникло такое чувство, что идем мы не за деньгами, не за славой, не за уникальными артефактами, а, как былинный герой, за смертью. А смерть та – в яйце, точнее, в Зерне.

Что это за Зерно такое, почему о нем знают даже идиоты-желдаки, а я, бывалый сталкер Химик, не знаю? Чем оно ценно, чем опасно? И что мы с этого, извините, поимеем? Ну, натовцев опередим, спасем от них Зону, а наша выгода в чем?

С Энджи, вроде бы, все понятно, хотя… ладно, замнем для ясности. С Энджи все понятно: смертельно больная, она хочет вылечиться. Сейчас у нее, похоже, ремиссия: она порозовела и не выглядит больной, такая болезнь: сегодня скручивает, завтра отпускает, а послезавтра ты, здоровенький на вид, можешь загнуться от кровотечения. С Пригоршней тоже все понятно: он хочет Энджи. После событий в Желдаках я перестал ей доверять, и хочу почему-то одного: узнать про Зерно. Получить его. Название говорящее. Сердце Зоны, Ядро, Зерно – одного порядка названия.