Музы героев. По ту сторону великих перемен - Наталия Сотникова

— Я должна увидеть его до того, как его братья поговорят с ним.

В ту же ночь она вместе с Гортензией покинула Париж в направлении юга. По прибытии в Лион оказалось, что Бонапарт уже уехал, отправившись в Париж другой дорогой. Им не оставалось ничего другого, как повернуть назад.

Бонапарт прибыл в Париж 12 октября. Обнаружив дом пустым, он пришел в бешенство. Впоследствии Наполеон вспоминал, что возвращался с намерением простить неверную супругу, но пустота в доме подействовала на него как красная тряпка на быка. Впрочем, это не отвлекло его от истинной цели приезда, и он отправился делать визиты людям, которые могли быть полезны для организации переворота: политикам, финансистам, военным. Но мысль о неверности Жозефины, подогреваемая требованиями клана Бонапарт «прогнать сию старуху», неотвязно преследовала его, и генерал, обсуждая со своими собеседниками практическое претворение плана переворота в жизнь, не мог удержаться, чтобы не пожаловаться на свои страдания и не поделиться намерением развестись с Жозефиной. Однако все его сторонники начинали доказывать ему всю ненужность и пагубность этого замысла. Чуть ли не самыми убедительными звучали доводы поставщика провизии для армий и финансиста Жан-Пьера Колло (1774–1852), который через своего брата, генуэзского банкира ссудил ему полмиллиона франков:

— Вся Франция взирает на вас, вы являетесь ее идолом. Ваше величие растает, если вы погрязнете в семейных склоках.

Баррас, который никогда не требовал от своих любовниц верности, мудро заметил, что все мало-мальски уважающие себя люди из общества предпочитают не прибегать к разводу, и посоветовал отнестись к этому эпизоду по-философски.

Как бы то ни было, Бонапарт приказал вынести всю одежду жены к привратнице и в день прибытия Жозефины заперся в ее гардеробной. Во всех описаниях возвращения кающейся грешницы в супружеский дом упоминается душераздирающая сцена, которую приводит в своих воспоминаниях жена генерала Жюно, Лора, герцогиня д'Абрантес. Писала она их с помощью литераторов Ш. Нодье и О. де Бальзака, поэтому историки относятся к этому источнику не без скептицизма, полагая, что автор не без умысла, для пущего эффекта, сгустила краски. Якобы Жозефина, Гортензия и Евгений всю ночь простояли под дверью, умоляя генерала впустить их. Дверь в конце концов распахнулась; когда же брат Люсьен на следующее утро явился в дом Бонапарта, он увидел Наполеона и его жену на супружеском ложе.

Но после этой ночи отношения между супругами изменились. Это больше не был союз между светской дамой с большими связями в верхах, снизошедшей до ослепленного ее блеском провинциала, обязанного своей женитьбой и возвышением одному из самых влиятельных членов Директории. Теперь она чувствовала себя лишь безвольным придатком выдающегося человека, который будет впредь указывать ей, что и как она должна делать. Ее отношениям с Ипполитом Шарлем был положен конец.

18-19 брюмера (9-10 ноября) 1797 года произошел государственный переворот, в котором неоценимую помощь Наполеону оказал его брат Люсьен. Он сумел в результате махинаций избраться в Совет пятисот (ему было всего 26 лет, а депутатский ценз составлял 30), затем ухитрился быстро выбиться в председатели собрания. В результате переворота на свет появилась новая форма правления Французской республики под названием Консульство с тремя консулами во главе, причем Бонапарт был провозглашен Первым консулом. Историки полагают, что Жозефина, не будучи посвященной в заговор, тем не менее, сыграла определенную роль, прикрывая светскими приемами встречи заговорщиков в своем доме и сумев «нейтрализовать» председателя директоров Гойе. В период Консульства Бонапарт занимался внутренней и внешней политикой, Жозефина — благотворительностью, восстановлением нравов, испорченных эксцессами революции, и примирением аристократов-эмигрантов с новым государственным устройством Франции, способствуя их возвращению в страну.

Но это уже совершенно другая сторона жизни бывшей «самой дорогой куртизанки Парижа». Она перестала быть рабой любви и стала рабой своего положения, за которое отчаянно цеплялась, будучи не в состоянии дать Бонапарту наследника. Ради сохранения императорской короны она принудила свою дочь к замужеству с братом Наполеона, Луи, человеком с не совсем здоровой психикой, собственно говоря, сломав Гортензии всю жизнь. Короткая, но колоритная характеристика была дана ей в чьих-то мемуарах той эпохи: «Какой же интересной женщиной она была; что за такт, что за доброе сердце, что за чувство меры и вкуса во всем, что она делала. У нее даже хватило вкуса умереть в нужный момент!». Умереть вместе с концом того периода в истории Франции, одной из наиболее ярких представительниц которого ей довелось стать.

Бесспорно, англичанки не принадлежат к числу самых привлекательных особ женского пола. Тем не менее, издавна бытует прочно подтвержденная временем истина: уж если вам доведется встретить исключение из сего безрадостного правила, то от дивной красоты этого создания буквально захватывает дух. Именно такой женщиной была леди Эмма Гамильтон, супруга посла Великобритании при королевстве обеих Сицилий и возлюбленная самого прославленного английского адмирала Горацио Нельсона.

Ее жизненный путь превосходит все самые смелые фантазии авторов женских романов. Она родилась во второй трети ХVIII века в деревне Несс графства Чешир в семье кузнеца Генри Лайона и его жены Мэри, урожденной Кидд. Точная дата ее рождения так и осталась неизвестной. В церковной регистрационной книге прихода Большой Нестон, к которому относилась деревня, сохранилась только запись о крещении девочки именем Эммы, состоявшемся 12 мая 1765 года. По традиции считается, что на день крещения ей уже минуло два года, доподлинно же точно известно, что сама леди Гамильтон всегда отмечала свой день рождения 26 апреля. Отец младенца скончался при не совсем ясных обстоятельствах, когда дочурке исполнился всего один месяц. Остаться вдовой с малым ребенком на руках для женщины в те времена было смерти подобно, и Мэри отправилась через реку Ди в свой родной Гаварден в Северном Уэльсе, где проживала ее мать Сара Кидд.

Хотя Гаварден и числился деревней, но в ней многие жители занимались не только сельским хозяйством, но и трудились на мелких местных предприятиях. В окрестностях находились залежи соли и неглубоко расположенный угольный пласт, на кустарных заводиках производили огнеупорный кирпич, черепицу для кровли, глиняные трубы, несложные химические вещества. Фермеры специализировались на молочном скотоводстве, ибо Чешир с давних пор славился своим сыром. В некотором отдалении возвышался древний замок Гаварден, в котором обитала семья баронетов Глинн. По воскресеньям в Гаварден съезжались фермеры со своими товарами, дважды в год устраивались ярмарки. Нравы в округе были грубыми и весьма свободными.

Эмма росла в бедности, но в любви, которую изливали на нее мать и в особенности бабушка. Им приходилось буквально каждодневно бороться за выживание. Имеются сведения, что Мэри пришлось работать на человека, торговавшего углем, что, безусловно, предполагает самый тяжелый и грязный физический труд. Тем не менее, цветущий вид и добрый нрав Эммы невольно наводят на мысль, что она явно не голодала в детстве и не испытывала недостатка в отменном молоке чеширских коров, пасшихся на роскошном разнотравье местных лугов. Эмма на всю жизнь сохранила глубокую привязанность как к матери, так и к бабушке. Много лет спустя, уже став знатной дамой, она никогда не забывала послать Саре Кидд в подарок к Рождеству двадцать фунтов стерлингов. Весьма вероятно, она на всю жизнь запомнила ту радость, которую оставляли ей немудреные игрушки и разноцветные ленты, купленные ей бабушкой на скопленные жалкие гроши. Сохранилось письмо, написанное ею родственнику мужа Чарльзу Гревиллу, сыгравшему такую значительную роль в ее жизни: