Музы героев. По ту сторону великих перемен - Наталия Сотникова

Евгений де Богарне в своих мемуарах вспоминал, что после роковых признаний Жюно Бонапарт каждый вечер разговаривал с ним в палатке о предательстве его матери. Стремясь предупредить Жозефину о грядущей грозе, сын счел нужным поставить ее в известность о беседе отчима с Жюно и Бертье, но сделал это весьма осторожно:

«Все, что я слышал, сводится к тому, что капитан Шарль путешествовал в вашей карете, пока вы не достигли третьей почтовой станции от Парижа, что вы встречались с ним в Париже, что вместе с ним посещали театр, что он подарил вам вашу собачку, и что он сейчас с вами… Я уверен, что все эти сплетни были изобретены вашими врагами. Бонапарт любит вас так же, как и всегда, и точно так же жаждет обнять вас. Я надеюсь, что когда вы приедете сюда, все будет предано забвению».

Оба послания были доверены капитану судна, посланного во Францию, но они не достигли своих адресатов. Судно было перехвачено в открытом море англичанами, письма конфискованы и напечатаны в английской прессе как на английском, так и на французском языках. Новости об этом быстро дошли до Парижа, невзирая на то, что оба государства пребывали в состоянии объявленной войны. Баррас убедил парижские газеты перепечатать лишь комментарии к письмам, но не их содержание.

Семья Бонапарта перестала скрывать свою враждебность: глава клана, мадам Летиция, еще внешне поддерживала с невесткой вежливые отношения, хотя в семейном кругу именовала ее не иначе как “la putana”[46]. Луи, вернувшийся из Египта (брат, обеспокоенный его здоровьем, отправил юношу обратно), привез Жозефу письмо от Наполеона с фразой: «Прояви любезность в отношении моей жены и иногда навещай ее. Я прошу Луи дать ей хороший совет». Луи, ранее состоявший в неплохих отношениях с женой брата, отказался посетить ее. Люсьен составлял перечни прегрешений невестки и отправлял их в Египет, но письма перехватывали по пути англичане и публиковали в прессе. Жозеф даже перестал выплачивать жене брата положенные месячные деньги на содержание. К этому добавился скандал с фирмой поставщиков в армию братьев Боден — уверенные в покровительстве Жозефины, они, например, реквизировали у населения лошадей для Итальянской армии, но не заплатили за них. Дело дошло до ареста Луи Бодена, и никакие просьбы о заступничестве со стороны генеральши Бонапарт не помогали, уж слишком громким было возбужденное против него дело.

Но Жозефина как будто ничего не замечала. Она возобновила свои отношения с Шарлем, сначала тайно, потом почти в открытую, и купила себе поместье Мальмезон[47]под Парижем. Они с Бонапартом присматривались к этому имению еще до его убытия в Египет, но за недвижимость с таким неблагоприятным названием его владелец, разоренный революцией банкир Дюмоле, запросил слишком дорого. Это поместье идеально подходило для жизни по заветам Руссо. Здание смахивало больше на особняк, нежели на замок, зато хозяйственные постройки, поля пшеницы, луга, виноградники, коровы, свиньи, все виды домашней птицы и 150 тонкорунных овец обеспечивали возможность ведения натурального хозяйства, вполне способного прокормить владельцев вкупе со всей челядью. Но дело было не только в выгоде, обеспечиваемой поместьем. Место было исключительно живописным со всеми его перелесками, полями и виноградниками, спускавшимися к Сене, и, как писала одна из современниц, «ничто не могло быть свежее или зеленее, чем поля и парки Мальмезона». После некоторого торга цену снизили, но и этих 270 тысяч франков у покупательницы[48]не было. Тем не менее, сделка была заключена, подозревают, что часть денег дал Уврар. Мальмезон станет истинным домом для Жозефины, которому она останется верна до своей смерти. Ипполит Шарль проводил там целые недели, исчезая, когда приезжали гости. Отношения между ними стали ухудшаться, они ссорились, мирились, но эта связь, похоже, начала тяготить обоих. Сохранилось одно из писем Жозефины, холодный ответ оскорбленной женщины.

Окружение Бонапарта в Египте пыталось как-то переключить внимание своего командующего на других женщин. Для него устроили вечер с египетскими танцовщицами, но привыкший к стройным формам холеной супруги генерал счел их слишком толстыми и неопрятными, особенно из-за исходящего от них ужасного запаха. Однако он быстро воспламенился, когда увидел стройную блондинку с белоснежной кожей, затянутую в белые панталоны и синий сюртук, очень выгодно подчеркивавшие ее точеную фигурку. Эта подмастерье парижской шляпницы переоделась в военный мундир, чтобы последовать за своим мужем-офицером в поход. Генерал быстро отправил мужа Полины, лейтенанта Фурэ, со срочным сообщением в Париж, а ее поселил в своем дворце, за что дама, исполнявшая роль хозяйки на его ужинах, немедленно получила кличку Клеопатры. Но Фурэ вскоре внезапно вернулся, ибо его судно было перехвачено англичанами, и те отправили его обратно в Александрию. Естественно, муж вышел из себя, но Бонапарт быстро устроил развод. Перед отплытием в Сирию он пообещал Полине, что женится на ней, если та родит сына. Сына не получилось, и по возвращении Наполеон обвинил ее в нежелании исполнить его условие.

— Но это не моя вина, — со смехом ответила парижанка.

Когда Бонапарт принял решение оставить армию и вернуться в Париж, он окружил подготовку к отплытию такой тайной, что об этом не знал даже генерал Клебер, который должен был заместить его на посту командующего. Полина не удостоилась чести сопровождать его, что ей было весьма откровенно разъяснено:

— Англичане могут взять меня в плен, Тебе надлежит проявить заботу о моей репутации: какие толки пойдут, если на борту будет обнаружена женщина?

Тем временем ситуация во Франции осложнялась. Правление Директории привело страну на грань гибели, экономика полностью лежала в руинах. Подняла голову контрреволюция в Вандее, в провинциях вновь начали хозяйничать банды. На всех фронтах республиканская армия теперь терпела поражения, и якобинцы призывали гром и молнии на головы «предателей в правительстве, ответственных за наши поражения», открыто вооружаясь, дабы запалить пламя новой гражданской войны. В то же время настрадавшееся за десять лет революции и ставшее более консервативным население жаждало установления власти, которая обеспечит порядок, победы на фронтах и мир. В высших кругах страны составился заговор, в который вошли один из директоров Эммануэль-Жозеф Сиейес (1748–1836), Талейран (он умышленно подал в отставку с поста министра иностранных дел Директории), прославившийся своими зверствами якобинец Жозеф Фуше и некоторые другие политики.

Страна созрела для диктатуры и жаждала сильной руки, которая наведет порядок. Ею стал генерал Бонапарт, тайно покинувший свою армию в Египте и вернувшийся во Францию. Жозефина обедала у Гойе, председателя директоров, когда от Евгения пришла весть о том, что генерал вместе с ним приплыл во Фрежюс и выехал в Париж. Жозефина смертельно побледнела и встала из-за стола, пробормотав: