Колодец старого волхва - Елизавета Дворецкая

Печенеги подошли к городу ночью. Наутро все пространство под стенами было черно от чужих шатров, кибиток с двумя или четырьмя колесами, человеческих фигур в непривычной одежде. В набег двинулась целая орда под водительством хана Родомана. Составлявшие орду пять многолюдных родов, имевшие каждый своего меньшего хана, поставили свои кибитки большими кругами, расположив их со всех сторон вокруг белгородских стен. Окружавшие город овраги мешали печенегам подойти близко, и они устроили свой стан на некотором удалении, на более ровных участках, не жалея и даже не замечая затоптанных огородов. С самого рассвета на забороле собралось столько народу, сколько могло поместиться, и внизу тихо гудела толпа. Каждому хотелось увидеть своими глазами опасность, о которой столько думали.

— А где же Змей? — спрашивала Зайка у отца, недоуменно и испуганно оглядывая кибитки и костры. Ей думалось, что к Белгороду, как в бабкиной басне, и вправду приползет многоголовое чудовище с огнедышащей пастью и обовьется чешуйчатым телом вокруг стен.

— Вот он и есть, проклятый, — ответил Надежа, не улыбнувшись и не сводя глаз со стана.

Зайка больше ничего не спросила, но была разочарована. На Змея было бы хоть поглядеть любопытно, а тут — одна тоска. Девочка еще не понимала, чем грозит ей орда, но суровые и бледные лица взрослых, даже отца, которого она привыкла видеть веселым, нагоняли на нее тоску и страх. Выглядывая в скважню, она увидела, как один из этих чужих людей рубит березку на опушке рощи, где она часто гуляла с сестрой, собирала землянику. И вот тут Зайка поняла, что туда, в рощу, им больше нельзя. Теперь это не их земля, а этих темнолицых чужаков.

Перед полуднем от печенежского стана отделилось несколько всадников и поскакало к закрытым воротам города. Ханские посланцы были смуглы, черноволосы, безбороды, покрыты остроконечными шапками с меховой опушкой, одеты в яркие разноцветные шаровары и халаты из восточного шелка, с длинными полами и короткими рукавами, из-под которых виднелись яркие рубахи. На поясах их висели длинные, почти прямые сабли в богатых ножнах, отделанных серебром и бирюзой, в ушах блестели золотые серьги. Вся эта пышность предназначалась для того, что запугать противника, показать воинскую удачу и доблесть Родомановой орды. Но и издалека со стены можно было разглядеть, что печенеги возле кибиток, которым сегодня не досталось быть посланцами, одеты в потертые кожи и шкуры и ярких шелков ни на ком больше нет.

Белгородцы смотрели на приближающихся посланцев со смешанным чувством ненависти и надежды. Как раньше они чинили вал и надеялись, что набега все-таки не будет, так и теперь хотели верить, что орда потребует небольшую, посильную дань. Но в душе каждый понимал несбыточность этой надежды. Никогда еще степняки не довольствовались малой данью. Самое лучшее, на что можно было надеяться, что орда удовольствуется только серебром, хлебом и скотиной, а не потребует людей.

Подскакавший к стене первым в знак мирных намерений держал в руке зеленую березовую ветку.

Стоявшая рядом с Медвянкой Сияна с тревожным любопытством разглядывала сверху его остроконечную шапку с лисьим хвостом, ярко-желтые шаровары, смуглое лицо с выступающими скулами и узкими глазами. Несмотря на отговоры няньки, Сияна хотела видеть орду и на этот раз настояла на своем. Этот узкоглазый степняк показался ей отвратительным, как змея или другой мерзкий гад, чудом умеющий говорить и оттого еще более противный — как оборотень!

В памяти Сияны ожили рассказы о битве Перуна со Змеем — бог-громовик победил лютого разорителя и освободил полоненных людей. И вот теперь они оказались в кольце орды, — отчего же Небесный Витязь сейчас не возьмется за свое золотое копье? Сияна подняла глаза к небу, но ясное небо молчало, огненные копья молний не сыпались на черное степное племя. Сияна смотрела в сторону Киева, но стольный город терялся вдали, оттуда не спешила помощь. Даже князь покинул их, и чувство беззащитности подавляло и угнетало ее, как и всех белгородцев.

— Урод какой! — сказала Сияна Медвянке, неприязненно глядя на посланца. — И какая земля такое племя породила? И как только наша земля их носит?

— Они не все такие, — ответила боярышне Медвянка, с тайной гордостью вспоминая встречу со степняками по пути из Мала Новгорода. — Они все ликами разнятся. Бывают такие, что от наших не отличить, только чумазые, как горшки закопченные.

Жизнерадостный ум Медвянки не мог так сразу осознать пришедшую беду, и невиданное зрелище орды под стеной вызвало у нее более любопытства, чем страха. Однажды она уже встречалась со степняками и благодаря тогдашнему счастливому исходу верила, что и теперь все будет хорошо.

— Ив послы кого пострашнее выбрали — мнят, напугаемся, — продолжала она. — А разоделся-то как! Тоже, поди, порты с купца какого-нибудь снял!

А Явор увидел среди посланцев того самого русого болдыря, который ушел от него в степи. Только теперь он был одет в яркий шелковый халат, оружие и сбруя его коня блестели серебром, в ушах покачивались золотые серьги. И лицо его теперь было властным и надменным — он снова занял свое место среди печенежской военной знати и приехал старшим послом к осажденному городу. И уж конечно среди будущей добычи его ждала не последняя часть!

— Где урус бек? — ломаным русским языком кричал тем временем снизу посланец в желтых шароварах. — Хан Родоман прислал говорить! Славный батыр Ак-Курт будет говорить через мой язык!

Ак-Курт — Белый Волк. Услышав свое имя, русый болдырь горделиво вскинул голову. Почему он не понимал по-русски? Где же его мать, кто растил его в орде?

Тысяцкий Вышеня ждал гонцов от печенежского хана и тоже был на стене. Но показался он не сразу, а для важности помедлил — пусть степняки не думают, что русский воевода прибежит по первому их зову. Наконец люди на воротной башне потеснились и показался тысяцкий с меньшими воеводами.

— Чего хотите? — закричал вниз сотник Велеб. Сам тысяцкий с важным видом молчал. На нем была дорогая кольчуга с серебряными бляшками на груди, расчесанная русая борода спускалась к сверкавшей светлым серебром широкой воеводской гривне. На голове Вышени был шелом, украшенный золотой узорной оковкой. Боевым снаряжением тысяцкий показывал, что Белгород не думает отдаваться в руки степного воинства и готов постоять за себя. Всех своих гридей, тоже снаряженных кольчугами и шеломами, тысяцкий привел на забороло и велел им встать впереди, так что снизу вся стена казалась полной вооруженных людей. Блеск стали не остался незамеченным, печенег с веткой оценил красоту и богатство воеводского доспеха и кричал уже не так нагло.

— Хан Родоман не хочет много смерти. Давай дань, и мы уйдем! — объявил он.

— Сколько хотите? — по знаку Вышени крикнул в ответ сотник.

— Красное золото — бочка, белое серебро — десять бочка, бронь, как на тебе, — пять раз десять, меч, как у тебя, — пять раз десять, скотина — сто голова, хлеб — десять раз по сто корчага, мед сто корчага, кони…

Посланник еще не кончил перечислять, а люди на стене уже негодующе гудели.