Право на убийство - Сергей Бортников

Пользуясь своими вполне легальными связями среди руководителей правоохранительных органов Санкт-Петербурга, Вихренко вообще хотел претворить в жизнь идею захоронения вместо меня рядом с женой и дочерью какого-нибудь бомжа — благо, неопознанные трупы находили в Питере ежедневно, — но я не клюнул на это предложение не столько из-за нравственных соображений, сколько из-за того, что еще собирался половить преступников «на живца», выйдя из больницы.

Пытаясь вызвать огонь на себя, мы с Олегом даже не стали менять квартиру. Обосновались на Карповке.

К сожалению или к счастью, никто на меня больше не покушался.

Десять дней после выписки из больницы можно смело вычеркнуть из моей полной приключений жизни.

Я пил. В одиночку. Не выходя из дома.

Поставил возле себя ящик водки — и дудлил сорокаградусную с утра до ночи. Но не пьянел. Только входил в состояние отрешенности и безысходности.

Вихренко с тоской во взгляде наблюдал за мной, но пить не мешал.

Все вопросы быта он взял на себя. Готовил жрачку и стирал носки, убирал в квартире и покупал продукты. Точнее, посылал за ними соседского Ваньку, а сам ни на секунду не оставлял меня без присмотра.

Личного оружия у меня не было (опять же, чтобы ни у кого не возникло подозрений!), а свой мощный ГБ-80, австрийской фирмы «Штайер-Даймлер-Пух», Олег всегда держал при себе, так что свести счеты с жизнью я мог лишь при помощи подручных средств, из которых в квартире были только шелковые галстуки да полиэтиленовый пакетик крысиного яда.

Однажды, где-то на пятый день запоя, Вихренко вытащил меня из петли прямо в туалете. После чего он вырвал с корнем шпингалет, на который запиралась дверь.

Травиться порошком, предназначенным для ненавистных тварей, я считал недостойным своего человеческого происхождения. Оставался еще газ.

Забаррикадироваться в кухне, включить все конфорки… Только как осуществить эти планы, если Олег ходит по пятам?

Через дней семь-восемь я начал потихоньку отходить. Водку Вихренко постепенно заменил хорошим немецким пивом; за день я опорожнял чуть ли не ящик «Лёвенброя» или «Бэкса», но похмелье было таким же тяжелым, как от беленькой. Если не хуже.

Приняв очередную порцию пенящегося напитка, я брал в руки кисть и выводил на картоне какие-то замысловатые фигуры. Именно они всплыли из подсознания, когда пуля киллера разорвала мою грудь, именно эти витиеватые спирали и опутанные мохнатыми нитями шары с человеческими глазами внутри преследовали меня на операционном столе.

Впервые в жизни я рисовал от души. Правильнее сказать, рисовала моя душа.

— Кирилл, это гениально! — вырвалось однажды у Олега. — Ничего подобного я никогда не видел! Хватит пить, займись наконец делом. Каждому человеку Господь дает какой-то талант. Не реализовать его — значит утратить Бога в сердце. А без Всевышнего — мы никто, неодухотворенные молекулы, понял? Хочешь сдохнуть — держи мою гэбэшку… — он протянул мне заряженный пистолет и вышел в коридор.

Я направил ствол в потолок и нажал на курок.

Вихренко мигом оказался рядом со мной.

— Фу, напугал, — перекрестившись, испуганно выдохнул он.

Мы оба рассмеялись. И я дал — и пока что сдерживаю — слово больше никогда не прикасаться к спиртному.

Только спустя много месяцев Вихренко признается, что пистолет в тот день был заряжен холостыми патронами.

В октябре в городе наконец-то объявился мой старый приятель Александр Малышев, и мы с Олегом, не медля, отправились к нему в офис на Березовую аллею.

К Малышу нельзя было пробиться, столько просителей ожидало в коридоре, но черноглазая секретарша Карина сразу узнала меня и махнула тонкой ручкой: мол, все будет в порядке.

Вскоре Александр Иванович собственной персоной появился в дверном проеме, широко раскинув руки:

— Ба, Кирилл!!!

— Сашка!

Мы обнялись и стали хлопать друг друга по широким спинам, как это умеет делать только братва.

— Заходи, дорогой, заходи… Как твоя эзотерика?.. Есть что-нибудь новенькое-интересненькое?

— Для тебя — всегда. Я не сам. Можно? (Киваю на Олега).

— Кто это такой? — поинтересовался Малышев с присущей ему подозрительностью по отношению ко «всяким левым» посетителям, как он выражался.

— Вихренко. Московский писатель. Слыхал такого?

— А то как же! Олег Ипатьич, кажется, — он решил блеснуть эрудицией, но слегка облажался.

— Игнатьевич, — сухо уточнил мой друг.

— Заходи, Игнатьич, заходи, — ни капли не смутился Малыш. — Я документальный фильм по твоему сценарию смотрел. Про нашего брата. Ничего так картина. Правда, доблестные органы сильно приукрашены. Не стоят они того, поверь мне… Карина, приготовь нам кофе и разгони всех на полчасика!

Вскоре из коридора до наших ушей донесся слащавый голос:

— Расходитесь, господа, расходитесь, Александр Иванович начнет принимать только через тридцать минут.

Вскоре после этого Карина появилась в кабинете с жостовским подносом в руках, на котором в глиняных чашках дымился прекрасный кофе.

Малышев достал из бара бутылку коньяку и, раскупорив ее, наполнил четыре стопочки. Четвертая, по всей видимости, предназначалась для секретарши, но она уже вышла.

— А я, брат, только с Кипра вернулся… Кстати, коньячок оттуда. Ну и цены там, блин. Особняк — как в Питере двухкомнатная. Гостиницы, игорные дома — чуть ли не даром. Одним словом, работы — непочатый край, — заявил хвастливо.

— Именно поэтому там обосновались все наши высшие армейские чины, — продемонстрировал свою осведомленность Олег. — За Кипр и выпьем. Чтоб мы с Кириллом там тоже побывали!

— Да… Райская страна! Солнце, море, девки… Я здесь долго не задержусь. Кстати, спасибо тебе, Кирилл Филиппыч, что посоветовал слинять из Питера. Останься я здесь, может быть, и не свиделись бы сегодня, а?

Что бы ни говорили, все же приятно, когда такой авторитетный человек чем-то обязан тебе!

— Возможно, — согласился я и, пригубив коньяк, отставил стопку в сторону. Остальные не последовали моему примеру и выпили до дна. К слову, коньяк был омерзительный!

— Кто так тебя информирует, узнать не позволишь? — закинул удочку Малышев, отхлебывая кофе.

— Ты своих агентов продаешь?

— Не-а.

— Вот видишь, а меня как пацана расколоть хочешь… Слыхал, какая со мной беда приключилась?

— Нет!

— Наталью мою убили… И Кристину…

(Прошел всего месяц со дня их гибели, и на мои глаза навернулись слезы.)

— Наташку? — искренне удивился Малыш. — И Кристю тоже? Вот падлы, а? — заметно разнервничавшись, он зашагал по кабинету. — Видишь, как хорошо, когда в городе один хозяин? Был бы я на месте, никогда бы не допустил такого беспредела! Кто эта гнида, выяснил?