Конан и честь империи - Джеральд Старк

В этом на собственном горьком опыте убедились немногие оставшиеся в живых блюстители из городской стражи, пытавшиеся справиться со скограми, преследовавшими беглецов с Торгового Поля. Раны, нанесенные железом или стрелами, не причиняли тварям особенного вреда, они упрямо продолжали двигаться, даже когда удачно нанесенный удар крошил им хребет. Уже не раз и не два скогра, принятый за мертвого, вскакивал, норовя прикончить того, кто имел несчастье оказаться в пределах досягаемости.

Нельзя сказать, чтобы завороженные оборотни отличались догадливостью или природной сметливостью животных. Натыкаясь на запертую дверь и убедившись, что с разбегу ее не высадить, они не пытались искать обходные пути или способа открыть створку, но быстро теряли интерес и мчались дальше.

Десятка два жутких созданий, принявших вид громадных уродливых насекомых с головами хищных птиц, опьянев от запаха и вкуса крови, преодолели сухой ров вокруг коронного замка и вскарабкались по выступам на стене. Их вовремя заметили, обстреляв подожженными стрелами и вынудив отступить. Однако скогры не торопились отказываться от замысла закусить толпившимися во дворах людьми. Они носились по бастионам, выскакивая то тут, то там, хватая нерасторопных и сея ужас.

Исчезнуть их заставил только прянувший из окна в Медвежьей башне густой рой малиново рдеющих искр, разделившийся на отдельные облачка и плотной вуалью окутавший каждое из созданий.

Раздался пронзительный визг, отдаленно напоминавший проклятия на человеческом наречии, и охотники за человечиной стремительно попрыгали вниз со стен. Один, коему особенно досталось, поскользнулся на мокрых камнях и рухнул с высоты прямиком на ступеньки перед входом в жилые помещения замка, где его немедленно прикончили гвардейцы и обитатели Цитадели.

Жгучие искры, расправившись с незваными гостями, вереницей заскользили вдоль линии стен, будто им приказали нести дозор. Стражники, с опаской покосившись на эдакое диво, дружно сочли, что присутствующие в замке волшебники наконец-то взялись за ум, начав помогать осажденным. Колдунам жить тоже охота – не менее, чем всем прочим.

Меж тем в крепости нарастала неразбериха, грозившая обернуться всеобщей паникой. В небольшое укрепление набилось слишком много перепуганного стороннего люда, ищущего, куда бы спрятаться и вразнобой причитающего, мечущегося в поисках уцелевших родных или знакомых, толкающегося под ногами у гвардейцев, старавшихся наладить подобие обороны и вдобавок здраво опасавшихся, что любой из соратников может оказаться под властью безумия оборотней, начав изменять облик.

Отдавались команды, которые никто не слушал, хныкали потерявшиеся дети, лил дождь, с шумом дробившийся о каменные плиты, и стекавшая в канавы мутная вода мешалась с кровью. Факелы гасли, масляные лампы давали слишком мало света, в сумятице пытались отыскать коменданта крепости, Магнуссона, но тот сгинул без следа, также, как и трое его ближайших помощников.

О местопребывании Эртеля Эклинга вообще старались вопросов не задавать – уже пошел гулять слушок, будто король Пограничья не то погиб на Ярмарке, не то, перекинувшись волком, бродит в подземельях крепости. Грозный Аквилонец, сумевший вкупе с семейством и дюжиной Черных Драконов проложить себе дорогу в Цитадель, тоже куда-то запропал – и оставалось неясным, кто, собственно, распоряжается в коронном замке.

Там, где особенно густо толпились шлемы стражников и под кованым навесом скрывалась тяжелая низкая дверь, ведущая в подземелье, произошло какое-то движение. Человек, выбравшийся из подземных казематов, был невысок, лыс и коренаст. Из подземелья он выскочил так, словно бы за ним гнались, однако, увидев творящееся в замковом дворе, остановился, как вкопанный. Потрепанная митрианская ряса на нем немедленно начала обвисать мокрыми складками, пропитываясь дождем. Один из стражников подтолкнул монаха копьем.

– Проходи, святой человек, не задерживайся. Коли врачевать умеешь, ступай под навес у коновязи, там раненых полно.

– Во имя Вечного Света! – потрясенно выдохнул монах. – Что здесь происходит?

– Беда происходит, – раздраженно бросил кто-то из гвардейцев. – Почитай, мы в осаде. В городе полно бешеных оборотней, жрут все, что шевелится…

Брат Бомбах посмотрел на ответившего невидящим взглядом.

Кто-то плакал. Кто-то молился. Под навесом из грубой холстины в несколько слоев, на скорую руку сооруженным у стены донжона, стонали раненые, дожидаясь, покуда их перенесут во внутренние казематы на носилках из связанных копий.

Мимо озирающегося митрианца пробежали два оборванных подростка, таща на стену здоровенные пуки новеньких тисовых стрел из арсенала. Бомбах, коему довелось в свое время оружным постоять и под стенами, и на стенах, приметил, что стрелы зажигательные – головки туго обмотаны просмоленной паклей. Вдоль всей стены, под лесами, занимая едва не половину крепостного двора, молча и терпеливо мокли люди. Почти все они были безоружны, некоторые держали на руках детей. Брат Бомбах навидался на своем веку достаточно беженцев, чтобы с первого взгляда понять, откуда взялась и из кого состоит испуганно притихшая орава. Второй же взгляд открыл ему еще кое-что.

Беженцев собралось много. Гвардейцев же, напротив, насчитывалось едва не вдвое меньше против обычного гарнизона, притом большей частью они, лишенные какого бы то ни было четкого руководства, сбивались в кучки на крепостном дворе, не слишком превосходя горожан боевым духом. Бомбах скользнул взглядом по стенам. Да, лучники стояли на своих местах – с полдюжины или, возможно, человек десять.

Пока скогры не нападают. Но если решат напасть…

Он постоял мгновение и решительно двинулся к молчаливой толпе.

– Мир вам, братие, сестры и возлюбленные чада! – привычно начал он. – Тяжкое испытание ниспослал нам ныне Дарующий Свет, дабы укрепились в борьбе руки наши, и возросла вера наша в святое дело, и…

… и сбился.

Несколько человек, стоящих или сидящих ближе других, нехотя повернули головы, прочие вообще не обратили внимания. Фальшиво-бодрый призыв не произвел на измученную и продрогшую паству никакого впечатления.

Брат Бомбах кашлянул и присел на корточки. Дождь продолжал монотонно барабанить по спине, по лысине звонаря, крупными холодными каплями стекая на глаза и за шиворот.

– Что там, в городе? – негромко спросил он ближайшего беженца, мосластого красильщика в кожаном фартуке, с навечно въевшимися в руки красными и зелеными разводами.

– Жуть, – так же вполголоса ответил тот с унылым выражением на длинном, будто сведенном кислой гримасой лице. – Говорят, будто ничто их неймет – ни меч, ни огонь. Токмо магия их и держит. Как магики королевские выдохнутся – тут и конец всему.

– Что самое паскудное, – сказал рядом рослый бакалейщик с Цветочной улицы, коего Бомбах немного знал, – ладно бы какие гады подземные или там отродья колдовские, вроде того умруна, что давеча затоптали на Медовой. Так ведь нет – твой же сосед тебе кадык пытается вырвать! Сорок лет рядом жили душа в душу, друг к другу через калитку в гости ходили. Нынче вечером – светлые боги! Дверь в щепы, вваливается тварь страшная… я ее в топоры, ан глядь – это ж Карф, сапожник с соседнего двора! Шипит, плюется, когтями машет… еле я ноги унес… Что ж стряслось такое, ни с того ни с сего…