Конан и честь империи - Джеральд Старк

В нижнем ярусе подземелья он побывал лишь единожды – когда изловили второго не то третьего одержимого, и он лично сопроводил добычу в замок. Как знал ширриф, пленили меньше десятка заклятых оборотней, но так ли это на самом деле, он сказать затруднялся – существа, приглушенно рыча, метались в камерах, отчего казалось, будто их тут целая дюжина.

Сквозь звериный вой пробился жалобный человеческий голос, надрывно и безнадежно твердивший: «Ваша милость, ваша милость»… Причитания оборвались коротким бульканьем – за решетками оживленно зашушукались – и мягким шлепком падения. Раздался короткий брякающий звук – некто, держа в руке связку ключей, рассеянно встряхивал ее.

Именно это жестяное лязганье окончательно и бесповоротно убедило Грайтиса в истинности увиденного. До того разум упрямо отказывался верить глазам, настойчиво твердившим, что вон та сгорбившаяся и ткнувшаяся лбом в каменную стену фигура, несомненно, является Эртелем Эклингом. Второй же силуэт, что небрежно помахивает связкой ключей, есть никто иной, как дознаватель Рэф из Восходного квартала, уроженец бурга Ильгорт, стоящего на сорок восьмой… или тридцать восьмой? – лиге Аквилонского тракта в королевстве Пограничном. Насколько можно судить в полутьме, и тот, и другой вроде бы не изменили человеческому облику, вот только голос у Рэфа словно обсыпали сверкающими колючими осколками битого льда:

– Возьми ключи и выпусти их. Давай, давай, время дорого.

Эртель, не глядя на собеседника, протянул руку к покачивающейся связке… и отдернул ее, словно обжегся.

– Н-нет, – пробормотал он. – Не хочу. Пусть остаются там.

– Щенок, – очень отчетливо и ясно произнес Рэф. – Трусливый, пускающий лужицы, безмозглый щенок. Даже твой так называемый приемыш сообразительнее, чем ты.

– Попридержи язык, помни, с кем говоришь!.. – вскинулся было Эртель, но тут же затих, съежившись, как получившая пинка собака. Среди одержимых пролетело невнятное шушуканье – если бы речь шла о людях, Грайтис назвал бы это смехом.

– Если дядюшка по доброте душевной оставил тебе корону, это еще не делает тебя истинным правителем, – равнодушно откликнулся дознаватель. – Неважно, кто отопрет эту дверь – ты или я. От судьбы никуда не деться. У тебя нет иного выбора. Есть Карающая Длань, есть люди, и сегодня ночью будет проведена черта, что навсегда отделит одно от другого, – говоря, он подобрал нужный ключ и вложил в скважину замка, но пока не повернул. – Тебе придется пойти со своим народом, потому что куда ты еще денешься? К моей величайшей досаде, среди нас пока не сыскалось никого, достойного бежать впереди и указывать дорогу. Пока это место займешь ты, а потом… потом посмотрим. Хватить с нас бессмысленных потуг стать тем, чем мы не являемся!

– Они кричат у меня в голове, – устало вздохнул Эртель Эклинг. – Не умолкая, днем и ночью. Если я открою клетку, они затихнут и уйдут? И больше не придется никого убивать?

– Стойте, остановитесь! – на протяжении всего непонятного разговора магичка безостановочно сплетала и расплетала пальцы – нервничала или готовила к действию какое-то заклятие. Теперь она сорвалась с места, в два шага оказавшись между Эртелем и Рэфом, мало удивившимся ее неожиданному появлению. Возможно, они догадывались о присутствии сторонних зрителей, но для них это больше не имело значения. – Это ошибка, моя ошибка, которую еще не поздно исправить!

Она круто повернулась к дознавателю, предназначая свою горячую и сбивчивую речь в основном ему:

– Рэф, я все поняла неправильно! С самого начала, с самого первого убийства мы пошли не той дорогой! Это вовсе не происки гиперборейцев, о чем мы докладывали королю. Это не звериная магия, не голоса твоих богов, не повеление Вожака, в которое ты поверил сам, а теперь намерен любой ценой заставить поверить остальных. Это нечто иное, древнее, старше Карающей Длани и двергов, старше развалин Птейона и руин альбийских крепостей. Оно живое – живое и безумное, и оно стремится заполучить тебя, потому что в тебе скрыто кое-что, полезное и подвластное ему. Сперва эти бедолаги, потом ты, потом Эртель, потом оборотни Вольфгарда, а потом? Что будет потом? Реки крови, разобщенные народы и погибшая земля, как в прошлые времена?

– Возможно, – из своего укрытия Грайтис различил, как меняется лицо старинного знакомого, человека – ладно, не человека, оборотня – которого он считал своим лучшим другом. Рэф не превратился в жуткую тварь, наподобие изловленных им заклятых оборотней, наоборот: словно дикий лесной зверь изо всех сил пытался казаться существом из рода людей. Ширриф уже устал удивляться или пугаться, он просто ждал, как ждут окончания затянувшегося кошмарного сна. Смысл запутанных рассуждений волшебницы ускользнул от него, и по привычке Грайтис тревожился лишь об одном: есть ли возможность удержать Эртеля и Рэфа от замысла отпереть клетку? Полузвери, оказавшись на свободе, наверняка ринутся искать выход из замка. Не приведи боги кому-нибудь оказаться на их пути… – У тебя имеются предложения?

– Оставим все, как есть, – стигийка перевела дыхание, – уйдем отсюда. Скоро должен вернуться Озимандия. Он знает больше меня, и я верю – он непременно найдет средство одолеть кружащую над Вольфгардом тень. Зачем приглашать в дом собственную погибель?

На какое-то мгновение ширрифу поверил, что Ренисенб сумеет уговорить оборотней. Во всяком случае, Эртель смотрел на магичку с надеждой, не делая попыток дотянуться до торчащих из замка ключей. Заклятые притихли, еле слышно поскуливая.

– Слишком поздно, – в голосе Рэфа звучало явственное сожаление, не помешавшее ему быстрым движением провернуть ключ в скважине. Раздался двойной щелчок, скрежетнула отброшенная в сторону решетка.

Вырвавшиеся из заточения обезумевшие дети Карающей Длани в слаженном, едином порыве устремились вверх по лестнице – прыжками, на четвереньках и двух ногах.

Донесся грохот срываемой с петель двери, истошные, отдающиеся раскатами протяжного эхо, вопли угодивших в ловушку гвардейцев, и удаляющийся топот. Грайтис был уверен, что навсегда запомнит этот легкий, отдающий запахом мокрой шерсти ветерок, поднятый мчавшимися мимо скограми. Ширриф не показался им подходящей добычей – а может, кто-то запретил им нападать на бритунийца.

Стигийка в отчаяние схватилась за голову, ее лицо исчезло за взметнувшимися и упавшими черными прядями. Дознаватель коротко хмыкнул и пожал плечами – мол, что сделано, того не поправишь. Потерявший всякую способность к здравому размышлению Эртель слепо тыкался в стену, подвывая и бессмысленно шаря по ней в поисках выхода. Скривившись, Рэф ухватил короля Пограничья за рукав и потянул за собой.

– Оставь его! – внезапно завизжала магичка, выпрямляясь и отрывая руки от лица. – Я не позволю тебе сделать из него вожака безумцев!..

Без того спертый воздух подземелья сгустился настолько, что им вполне можно было захлебнуться, как водой. Вокруг Ренисенб заклубилось желтоватое туманное облачко. Повинуясь резкому жесту колдуньи, оно свилось крученой плетью, хлестнувшей точно между Рэфом и Эклингом. Бывший дознаватель с криком боли отдернул руку, Эртель качнулся, словно падая с уступа, и головой вперед влетел в открытую дверь камеры, захлопнувшейся за ним с лязгом сработавшего медвежьего капкана. Руки волшебницы в широких рукавах метались, вычерчивая причудливые фигуры и оставляя за собой еле заметный, расплывчатый голубоватый след. Прутья решетки налились багрянцем и ослепительно вспыхнули, заполнив подвал невыносимой яркости светом, проникавшим даже сквозь плотно зажмуренные веки.