Моя тропа. Очерки о природе - Дмитрий Житенёв

Называется это занятие – «кораблики плавить». Очень интересное это занятие и я позавидовал тогда мальчишкам, что в детстве не додумался сам таскать

…Когда на озере полнейший штиль, мальчишки и наиболее боевые девчонки занимаются пусканием «блинов» по воде или швырянием камней в озеро так, чтобы он, упав в воду, произвёл особый звук. Суть дела заключается в следующем.

Берётся по возможности крупный и плоский камень, аккуратно укладывается на ладони и указательном пальце, а затем с силой швыряется вверх. Весь секрет в том, чтобы камень, быстро вращаясь, упал на поверхность воды ребром и засосал за собой побольше воздуха. Тогда получается совершенно особенное бульканье, а потом через несколько секунд на поверхность вырывается большое количество воздуха, который камень засосал за собой под воду. Вот из-за этого особого звука ребятишки и стараются зашвырнуть камень повыше.

…Ребятишки посёлка Яйлю, на берегу Телецкого озера, настолько органически слились с природой, что только по ним можно узнавать время года.

Весна, май. Телецкое озеро – широченное зеркало. Я сижу на борту вытащенной на берег лодки и греюсь на солнце. Там, где на лице тень, озеро холодит кожу.

У самой кромки воды гремит галькой Колька Будуев. Ему семь лет. Он бредёт, не глядя по сторонам, что-то несёт в подоле рубахи. Солнце бьёт мне в глаза и сверху, с неба, и снизу, россыпью блёстков в воде. Мне не видно, что у Кольки там в рубахе. Только вижу, что он изредка останавливается, что-то достает из подола и, почистив это «что-то» о штаны сбоку, осматривает и ест.

Наконец, он приближается ко мне и, остановившись, говорит:

– Кандык! Сладкий!

Рот у него перемазан в земле, руки тоже. Под ногтями не отмывающиеся чёрные полоски. Ребята роют сладкие корневища кандыка.

…Когда приходит время поспевать кедровым орехам, это сразу видно на ребятах.

Шишки кедровые ещё сизые, в прозрачных клейких каплях смолы. Но разве может остановить это ребятишек!? Гурьбой они уходят на опушку и лезут на кедры, и рвут незрелые шишки. Я не видел ни одного жителя Яйлю в возрасте от пяти до двенадцати лет, который не занимался бы этим делом. Рубашонки и штаны у каждого покрыты корочкой смолы, к ней прилипли хвоинки и трава. Руки в чёрных совершенно не отмывающихся пятнах. Ребята идут на берег озера и долго трут ладони крупным песком.

Но какой от этого толк – завтра всё повторится снова.

День пасмурный с самого утра, но облачность высокая. И дождя нет, и ветра. Даже хлопотливые кедровки не кричат, а суетятся сегодня почему-то молча. Иду тропой, которая ведёт вниз, к Телецкому озеру. Всё здесь знакомо до мелочей, так много исходил по ней за лето. По скользким каменным уступам около рыжей от лишайников скалы всегда сочится сырость. Кедровые корни, переползающие через тропу, сильно избиты копытами лошадей. Кусты смородины по обе стороны тропы на крутых местах обшарпаны и захватаны – тут приходится за них придерживаться, чтобы не загреметь по крутяку.

Я вышел на ровную гривку, и тропа повела меня среди редких кедров, пихт и осин. И вдруг словно луч солнца упал в тайгу.

Вечереет. Вокруг серо и пасмурно. Но там, впереди, всё равно будто солнышко светит.

Это осинка сегодня начала желтеть. За один только день стала вся золотая-золотая. Как будто лучи солнца, которые она копила летом день за днём, разом потекли из её листьев. Она не сверкала, эта осинка, а просто ровно и радостно сияла сквозь серо-зелёную хвою пихт и кедров. Словно листья её, перед тем как упасть на землю, решили высветить глухой угол тайги.

Начиналась золотая алтайская осень.

Начало сентября. Всё живущее в тайге – и люди, и звери, и птицы – занимаются сбором кедровых орехов. Если над горами пройдёт ветер и насбивает шишек с кедров, надо торопиться, иначе кедровка, бурундук, медведь, мышки разные всё подберут до тебя. Эти, сбитые ветром шишки по-алтайски называются тушкин.

Hо нам не до тушкина – мы, я и Андрей Туймешев, мой проводник, идём на учёт маралов, слушать их рёв.

До того, пока я не слышал голоса этого крупного оленя и говорил – марал ревёт. Андрей меня поправлял:

– Парень, так не говори. Сыгын (алт. – марал-бык, самец) поёт! Для жена песня поёт! Слушай, как в дудку сыграю.

Он достаёт из мешка дудку, сделанную из мелкокослойного «берегового» кедра и обтянутую кишкой марала, чтоб не размокла в случае дождя. Тогда звук, по словам Андрея, будет плохой, глуховатый. Один конец дудки тонкий, и в нём отверстие – спичку не протолкнёшь. К переднему концу она расширяется, а стенки выстроганы чуть ли не до прозрачности.

Андрей вставляет дудку тонким концом в угол рта, немного склоняется к земле и с силой (даже западают щёки) втягивает через трубку воздух. Странный, томящий душу звук несётся по долине. Мне не верится, что так может кричать крупный олень. Ведь я слышал раньше только надрывный рёв европейского оленя да тяжкие вздохи лося.

– Дьякши абыргы! – хвалит он дудку. – Скоро сам услышишь сыгын поёт.

Стараюсь подманить марала.

Андрей, алтаец, из северных алтайцев-тубаларов, которые всегда были исконными таёжными охотниками, следопытами. Он очень хорошо говорит по-русски, но иногда путает падежи. С ним спокойно в тайге. Это самый первый мой таёжный учитель, мой Дерсу Узала.

На гольцах – снега. Склоны гор вдоль Телецкого озера расцветились жёлтым и красным – осень в полной своей красоте. Мы поднимаемся от озера долиной речки Ок-Порок, чтобы через её исток перевалить в долину Камги. Там на отлогих склонах с пожухлой травой маралы уже начали свои осенние турниры. В самой вершинке речки на сырой поляне мы находим яму, растоптанную маралом до грязи. Здоровенная! В длину метра четыре! Ясно видны следы рогов.

– Гляди, – говорит Андрей. – Сыгын валялся. Грязь на себя мазал. Большой! Видишь, какой след!

От места маральего «точкá» сильно тянет запахом мускуса. Ни одного следа маралухи мы здесь не находим. Следы марала и маралухи различаются хорошо. У неё копыта поменьше и поострее. Хоть и крупный здесь зверь «бузил», но гарем ещё не собрал.

Мрак в долинах накопился ещё до захода солнца. Когда же солнце свалилось за горы, темнота пришла быстро. Теперь светится только свежевыпавший снег на дальних вершинах. В тайге – тишина. Я жду песни марала.

И вот издалека, из-за долины раздаётся звук, словно Андрей сыграл в свою дудку. Но нет, он рядом!

– Однако, без жены зверь! – шепчет Андрей и поёт голосом марала.

Зверь сразу же откликается и через несколько минут кричит снова, но уже на дне долины.