И все-таки это судьба - Лариса Райт

– Утром увидим, – откликнулась я.

Увидели мы ту самую сухонькую старушку. Она сидела в резной беседке и, судя по сильному аромату, заполнившему, наверное, не только наш участок, но и всю улицу, пила очень хороший и крепкий кофе. Первой мыслью, что у меня промелькнула, было почему-то: «Довольно опасно в ее возрасте». И только потом: «Ну надо же. Все-таки она здесь живет. Повезло же ей с дочерью или с невесткой, или кто там у нее в родне бизнес-леди». Соседка выпила кофе, открыла книгу, взяла в руки лупу и погрузилась в чтение. Меня она не видела, а окликнуть ее я не решилась. Бабушка сидела в беседке несколько часов. За это время мои дети успели прополоть три грядки, накопать картошку к обеду и даже поиграть в бадминтон (в другое время они с трудом выгонялись из дома). И все это исключительно для того, чтобы не пропустить момент, когда заботливые внуки выглянут во двор, чтобы позвать бабушку домой. Но ни внуков, ни детей на соседнем участке не наблюдалось. Около двух соседка закрыла книгу и поковыляла к крыльцу, так же, как в первый раз, опираясь на палку и останавливаясь через каждые полтора метра.

Мои разочарованные дети вяло поковырялись в тарелках с борщом и под давлением мужа укатили на велосипедах на озеро. Вернувшись, первым делом поинтересовались:

– Ну что?

– Тишина, – тут же откликнулась я, сразу сообразив, что они имеют в виду.

– Перевезли бабульку и укатили, – сказал муж. – Они небось без своей работы жить не могут. Там и пропадают. На кой им природа?

– А дети? – хором взвыли наши отпрыски.

– Детей на работе не настругаешь! – философски заметил муж.

Я прыснула. Мы-то с ним познакомились тогда, когда ему, студенту, понадобилась какая-то книжица, за которой он и пришел в библиотеку, где я – первокурсница – проходила практику. Надо ли говорить, что некоторые из свиданий мы как раз проводили, целуясь между библиотечными полками.

Остаток субботы я занималась консервированием, изредка бросая взгляды на соседний участок через стекло террасы. Он оставался пустым до самого вечера. Лишь на закате соседка появилась на крыльце, постояла несколько минут, устремив морщинистое лицо к заходящему солнцу, и снова скрылась в доме.

Утро воскресенья сюрпризов не принесло. Аромат свежесваренного кофе буквально вытащил меня из-под одеяла. Соседка сидела на своем месте в беседке и читала. Я занялась хозяйством, дети, похоронившие мечту встретить сверстников из соседнего дома, ретировались до того, как я успела придумать им какие-то задания. Муж копался с нашим «жигуленком», который снова подфыркивал и постукивал. Ровно в два беседка опустела. Я тоже ушла в дом греть обед. Минут через десять у крыльца послышался девичий голос:

– Хозяйка, в просьбе не откажите!

Я выглянула на улицу. У перил стояла соседка. Увидев ее вблизи, я тут же поняла, что определение «старушка» ей совершенно не подходило. На увядшем лице светились жарким огнем очень живые глаза, смотревшие на меня с искренним интересом, без капли смущения и даже немного насмешливо.

– Антонина, – приветственно склонила голову гостья так, как сделала бы это дама, окончившая по меньшей мере Институт благородных девиц.

– А по отчеству? – Женщина годилась мне в матери, и не хотелось позволять себе панибратства.

Она фыркнула и подмигнула мне.

Кажется, я замерла на крыльце с открытым ртом. Из оцепенения меня вывел добродушный вопрос:

– А вас как звать-величать?

– Оля.

– Угу, – она снова кивнула, – княгиня, значит.

– Почему княгиня? Просто Оля.

– Была бы просто, давно бы в дом позвала, – голос звучал надменно, но глаза смеялись, – это царские особы в свои хоромы не пускают.

– Проходите, конечно, – промямлила я, отступая.

– В другой раз обязательно, а сейчас у меня суп остывает. Налила, старая дура, сунулась в хлебницу, а там ни кусочка. Память подводить стала. Что не напишу купить – обязательно забуду. Выручите кусочком. Могу и холодное похлебать, и несоленое, но только с хлебушком. Без него кусок в рот не лезет. Дурацкая детдомовская привычка.

Я, подумав о том, что соседке придется еще и ужинать, а магазин до завтра закрыт, отрезала ей полбатона. Она вежливо поблагодарила, в который раз уже склонила голову в царственном поклоне и, пожелав мне «Всего хорошего», поковыляла обратно.

– Соседка заходила, – объявила я домашним за обедом.

– Да?! – сын.

– Зачем? – муж.

– Ты что-нибудь узнала? Чей это дом? А когда приедут хозяева? – дочь.

– Да. За хлебом. Она из детдома.

Какое-то время все молчали, отчего-то подавленные, точно соседка и сейчас была не пожилой женщиной, а маленькой девочкой, волею судьбы оставшейся без родителей.

Дочка нарушила молчание:

– Мам, но ведь это не значит, что она совсем одна.

– Нет конечно, – ответила я раздраженно. – Но вы меня уже достали этим своим ожиданием. Хватит жить чужой жизнью! Займитесь своей и выкиньте из головы соседний участок.

Сама я собиралась посвятить остаток дачного времени именно этому: занятию своей жизнью. В моем представлении оно заключалось в покачивании в гамаке с книжечкой в руках. Однако то ли книжка попалась неинтересная, то ли я все-таки была излишне любопытной, но мой взгляд постоянно соскальзывал со страниц за забор Антонины. Она из дома не выходила. Появилась на крыльце лишь тогда, когда солнце снова клонилось за горизонт. Я в это время уже поднялась из гамака и нервно расхаживала по саду: пора было возвращаться домой, а дети еще не соизволили вернуться с озера. Завидев Антонину, я собиралась спросить, не захочет ли она поехать в город с нами (отличное предложение для человека, который еле ходит), но тут меня окликнул муж:

– Что ты маячишь челноком? Сейчас приедут – не пропадут.

– Да надоело уже это, честное слово! – Мое внутреннее негодование резко обросло словами. – За забором пруд, а они ездят черт-те куда!

– Ты тоже в нашем пруду не купаешься, – резонно заметил муж.

– Но дети-то раньше купались.

– А теперь выросли. Им, знаешь ли, тоже неприятно в траве бултыхаться.

Муж был прав. Наш пруд (не совсем за забором, конечно, на соседней линии, но в принципе рядом) больше походил на болото. Всю его поверхность покрывала густая зеленая ряска, и хотя под ней была чистейшая вода, плавать в ней решались немногие. Не раз и не два жители обращались в правление с просьбой очистить водоем. Председатель никогда не возражал. Говорил:

– Назначаем ответственного, собираем деньги, и готово.

Мероприятие тормозилось на первом пункте. Брать на себя ответственность за решение этого вопроса не хотел никто. Вначале все кричали: «Давайте почистим». А потом обязательно нашлись бы такие, кому на пруд наплевать или у кого «сейчас нет, но вот в следующем месяце обязательно», или те, кто считает, что «можно было бы и подешевле управиться, и предоставьте-ка нам финансовый отчет». В общем, пруд цвел в свое удовольствие и продолжал слушать ходившие вокруг него разговоры. Дальше них дело не шло.